За журавлями - [22]

— Перестаньте, — остановил их Рубцов. — Ему ведь ничего не стоит снять автомат и дать очередь.

— Это они умеют, — угрюмо пробасил вышедший из мастерской горбатый старик сапожник.

Не успели еще уехать последние солдаты Юста, как на бронетранспортерах, на грузовиках, на серых с белыми крестами танках нагрянула в Бубёнки новая часть. Залязгали гусеницы, заурчали моторы. Запахло выхлопными газами и бензином.

Прошло немного времени, и Сенька пересчитал все транспортеры и танки, а Петька уже знал, в какой сарай закатили бочки с горючим.

Голубоглазый, с тонкими губами полковник приказал собрать все население деревни. Переводчик огласил приказ, в котором под угрозой смертной казни запрещалось местному населению подходить близко к прибывшим машинам. Запрещалось также вечерами зажигать огонь в избах без специального на то разрешения командования. И если такое разрешение будет дано, необходимо маскировать окна. Понурив голову, люди молча слушали монотонный голос переводчика.

К Рубцову подошла Елена Дмитриевна.

— Павел Матвеевич, — сказала она тихо. — Хорошо бы Абашкина со старосты спихнуть… Бабы видели, как он консервы у немцев украл. В избе спрятал. А сейчас пьяный лежит. С Гансом, говорят, литр водки выжрали. Прощались.

Окончив читать приказ, переводчик спросил:

— Кто есть староста?

— Абашкин, — зашумели в толпе.

— Сейчас мы его приведем, господин офицер! — крикнул Рубцов. — Ребята, пошли со мной…

Мальчишки побежали за Рубцовым.

Абашкин был дома. В распахнутом полушубке, в валенках, лежал он на кровати и храпел. Петька заглянул под кровать. Там стоял ящик с консервами. Рубцов подошел к старосте и, наклонившись, крикнул:

— Абашкин! К полковнику!

Открыв глаза, староста хмельно смотрел на Рубцова. Тот объяснил:

— Новая немецкая часть прибыла. Тебя к полковнику требуют. Пошли.

— Сам приду, — не сразу проговорил Абашкин. И спросил: — Куда идти-то?

— К Гуськовой избе, — ответил Сенька. — Тебе новую форму хотят выдать, — соврал он.

Абашкин оживился, левый глаз его стал косить сильнее прежнего. Он встал, застегнул полушубок, поднял с пола шапку, надел ее и, стараясь не шататься, направился к двери.

— Ты есть староста? — спросил переводчик, когда Абашкин, слегка покачиваясь, подошел к полковнику.

— Так точно!

— Почему не пришель слушайт приказ?

— Заболел… Голова болит, — ответил Абашкин.

— О! — засмеялся переводчик. — Немного пиль русской водка… Будешь опять работайт староста, — утвердительно сказал он.

— Премного благодарен! Рад стараться!

— Не может он работать, — громко сказал Рубцов.

— Почему не может? — удивился переводчик.

— Он вор, господин офицер. У него в избе ящик немецких консервов спрятан. Можете проверить.

Немец перевел слова Рубцова полковнику. Тот что-то сказал рядом стоящему офицеру. Два солдата подошли к Абашкину, взяли его под руки и повели к дому.

— Выслужиться захотел! — оглянувшись, злобно закричал Абашкин. — Я и раньше догадывался, Рубцов, что ты, паразит, на мое место метишь.

— Сам паразит! — крикнул ему вдогонку Петька. — Волк в полушубке!

Абашкина увели.

Перед вечером Рубцов снова встретил ребят.

— Что с Абашкиным, не слыхали?

— Говорят, в город увезли, — ответил Сенька.

— Мы снегиря поймали, — похвастался Петька. — Сеньк, покажи.

Сенька достал из кармана маленький садок, там сидела небольшая серенькая птичка.

— Какой же это снегирь? — удивился Рубцов. — Грудка-то не красная.

— Самочка это, — объяснил Петька. — У самочки грудка темно-серая.

— Интересно, а я и не знал.

— Хотите, вам подарим, — предложил Сенька. — Сапожникам веселее работать будет…

— Подарите, если не жалко, — улыбнулся Рубцов. У него было хорошее настроение. Он получил сводку Информбюро, где говорилось, что советские войска перешли в наступление. — Ну, ребята, — весело сказал Рубцов, — скоро немцев из Бубёнок вышибут… Наши войска всего в тридцати километрах отсюда. — И Рубцов прислушался. Ему очень хотелось услышать далекие раскаты приближающегося фронта. — А сейчас куда путь держите? — спросил Рубцов, забирая садок со снегирем.

— Сейчас в осинник сбегаем, там у нас три западни стоят.

— Вот что, — Рубцов задумался. — Можно, пожалуй, вам доверить. Это ведь и ваша работа.

Ребята насторожились.

— Придете в шалаш, — объяснил Рубцов. — В правом дальнем углу от входа лежит консервная банка. Старая. Опустите туда записку. — Он протянул Сеньке спичечную коробку. — Записка под спичками.

— А прочитать можно? — спросил Петька.

— Можно. Только там…

В шалаше Сенька выгреб из коробки спички, достал записку и прочитал: «В Бубёнках расквартировалась новая часть. Командует полковник Бруннер. Танков — 9, бронетранспортеров — 7, грузовых автомашин с прицепом — 10, солдат около 200 человек. Большинство разместилось в клубе. Соболь».

— Дядя Паша-то не воробей и не суслик какой-нибудь, а Соболь! — многозначительно сказал Петька.

Записку вложили в консервную банку.

…Через день Рубцова вызвали к полковнику и заставили быть старостой, возложив на него ответственность и за работу сапожной мастерской.

С утра до вечера старики сапожники стучали молотками, сучили дратву — чинили эрзац-сапоги. Часто в мастерскую солдаты приносили русские валенки, неизвестно когда и с кого снятые. И тогда перед Рубцовым вставали картины грабежа и насилия. Он вспоминал, как вступившие в его деревню фрицы нагло стаскивали валенки с ног стариков и женщин, как убили пастуха Сычева, который не захотел спять с себя полушубок. И когда все это вставало перед глазами Рубцова, он мрачнел, ему страстно хотелось поскорее отомстить фашистам за свою сгоревшую Федоровку, за Лену Гуськову, за Сеньку и Петьку, за всех…