За живой и мертвой водой - [47]

— У кого же вы Олю оставили? Родственники?

— Нет, наши люди, волыняки, — с оттенком гордости сказал Богдан. — То последнее волынское село, а здесь уже Галичина. Тут когда–то русско–австрийская граница проходила.

Сотенный помолчал и добавил убежденно, самодовольно:

— Волыняки люди хорошие, не то что галичане.

Такой примитивный местный патриотизм удивил Тараса.

— А разве не все равно?

— Ого! Вредный, подлый народ. Наши волыняки люди простые, откровенные, — что на сердце, то и на языке, а галичанин тебе никогда правду не скажет — в глаза одно, за глаза — другое. Я их знаю…

Тарас с сомнением качнул головой.

— Как же так? Такие же украинцы…

— Говорю тебе — тут русская и австрийская граница проходила. Они и говорят немного иначе, и вера у них другая: мы — православные, они — греко–католики. В первую мировую они воевали за цисаря Франца–Иосифа, а наши — за царя–батюшку.

Богдан вдруг хитро прищурился, посмотрел на Тараса. По тому, как блестели глаза сотенного и подрагивали в сдерживаемой улыбке губы, можно было догадаться, что он хочет сказать что–то особенное, открыть какой–то свой секрет, но не знает, стоит ли это делать. Не выдержал, сказал:

— А ты знаешь, что я два раза Волгу переплывал? На пароходе. Совсем маленький был, а помню… Мы ведь беженцами тогда были, жили в Самарской губернии. Отец воевал, до унтера дослужился. Георгиевский крест получил. Вот как!

Это было забавно — сотенный УПА хвастался тем, что его отец бывший русский солдат, георгиевский кавалер… Новые детали биографии. Тарас решил поиграть на самолюбии Богдана и выведать у него больше.

— Ну, что царь–батюшка, георгиевский крест… — заявил он пренебрежительно, отрезая кусок сала. — Дела давно минувших дней! Вот если бы твой отец орден Красного Знамени получил…

Стрела попала в цель. Богдан вспыхнул, тут же засмеялся и оглянулся на дверь.

— Если хочешь знать, так моего отца чуть казаки не зарубили. — Сказал, понижая голос: — Отец в вашей революции участвовал, в каком–то комитете состоял. Я тебе как–нибудь про него расскажу, мы еще побеседуем. А сейчас…

Сотенный посмотрел на ручные часы, нахмурился.

— Доедай, друже. А лучше возьми с собой хлеб, сало. Пойдешь к каптенармусу, тебе выдадут обмундирование. Сегодня от учений ты свободен. Выспись. А завтра, как все. Помни: поблажек с моей стороны тебе не будет, — у меня нет и не будет в сотне любимчиков. Но и в обиду тебя не дам. Спасибо за уху!

И Богдан сверкнул белозубой, озорной, дружеской улыбкой.

Каптенармусом оказался тот самый мордатый вояка, которому Тарас поручал сварить уху для сотенного. Он открыл свою каптерку, пропустил вперед хлопца, сказал, показывая рукой в угол:

— Прошу. Выбирай на свой вкус и рост. — И поспешно вышел, оставив Тараса одного.

От кучи сваленной в угол одежды и обуви шел какой–то ужасный, удушливый запах цвели, застарелого пота и еще чего–то тошнотворного. «Награбленное, — догадался Тарас, — а может быть, с убитых снимали…» Ему захотелось выбежать из каптерки, но он удержался и, преодолевая отвращение, начал рыться в куче, выискивая что–либо поновей и почище. Как на грех, под руку попадались вещи, не годившиеся ему по размеру. Наконец он нашел приличные брюки, джемпер, добротный суконный френч. Однако воротник френча оказался грязным, засаленным до блеска, и Тарас хотел было отбросить его в сторону, но тут что–то твердое и тяжелое легонько стукнуло его по колену. Хлопец сунул руку в карман френча и обмер — граната! Он воровато оглянулся на полуприкрытую дверь и, затаив дыхание, ощупал круглое ребристое тело гранаты, кольцо. Лимонка… Как ее не нашел кто–либо раньше? Ведь френч наверняка побывал в руках не у одного человека. Видимо, шарили по внутренним карманам, где обычно хранится самое ценное, а в этот никто не сунул руку. Как бы там ни было, неожиданная находка может ему пригодиться.

— Распишись, — сказал скучающий каптенармус, когда Тарас вышел к нему с узлом отобранного обмундирования и парой старых, но еще крепких лыжных ботинок.

Тарас расписался в ведомости — «Карась». Мордатый протянул ему кусок алюминиевой кастрюли.

— Это зачем?

— А что — я вам слесарь, что ли? — непонятно почему рассердился каптенармус — Каждый сам себе трезуб должен сделать.

Казарма находилась рядом, в большом сарае. По пути к нему Тарас увидел часового, стоявшего у погреба с дубовой дверью, на которой висел большой замок.

— Воды! — донеслось до слуха хлопца. — Дай воды, сволочь. Паразиты, бандиты несчастные! Руки развяжи, гад!

Это кричал страшила Сидоренко. Часовой стоял важно, не обращая внимания на крики. Он только повел глазами, провожая взглядом нового вояку.

В казарме было пусто. Тарас облюбовал местечко в углу, хорошенько взбил и разровнял соломенную постель. Ботинки, брюки и джемпер положил к стене вместо подушки, прикрыл соломой, френч надел поверх своего пиджака. Когда прилег, осторожно вынул гранату, осмотрел ее. Взрыватель на месте, кончики проволоки у кольца надежно загнуты. Хлопец приподнялся на локоть, оглянулся и опустил гранату во внутренний карман. Так надежней… Теперь тяжесть и твердость лимонки он ощущал возле сердца. Пускай лежит себе, греется… Чудеса! Нежданно–негаданно, снесла ему курочка золотое яичко… Надо беречь. Как бы там ни повернулось, теперь его голой рукой не возьмешь.