Летом 195* года бродивший по тайге старый охотник и зверолов Макар Силантьевич Беспалый заметил на вершине одной из росших в распадке высоких елей маленький белый лоскут. Заметил эту белую тряпицу, собственно, не сам старик, а шагавший рядом его двенадцатилетний внук Ванюша.
— Гляди-ко, дедушка, вон на той ели что-то белеет, — сказал мальчик, поправляя ремень висевшей на его плече одностволки. — Не пойму: место али путь тут кем-то обозначенный?
Они только начали спускаться по склону низенькой сопки в распадок. Там, в распадке, должен протекать ручей, и на его берегу удобно сделать коротенький привал, вскипятить воду в чайнике и подзакусить.
Макар Силантьевич остановился и, приставив ладонь ко лбу, огляделся вокруг.
Было тихое и солнечное утро. Насколько схватывал взгляд, вокруг виднелась тайга. Укрытые лесом сопки, как гигантские, навечно застывшие волны, уходили к горизонту. Тёмно-зелёные вблизи, они постепенно становились синими, дымчато-голубыми, а в самой дали, у горизонта, их очертания казались зыбкими, воздушными, как облака. Легкая прозрачная дымка испарений подымалась из распадков, — это дышал лес, земля, травы, пригретая солнцем тайга.
— А ну-ка, Ванюша, вернись, взойди выше, — сказал охотник внуку, — и погляди оттуда.
Цепляясь руками за ветки, стволы деревьев, мальчик начал быстро подниматься по каменистому склону. Вскоре он исчез в густом кустарнике.
— Ну, белеет? — крикнул Макар Силантьевич.
— Не-е! Отсюда не видать.
— Спускайся, заходи правее. Видать оттеда?
В стороне послышался треск сучьев, шорох камней, осыпающихся под ногами мальчика.
— Не видать, — сказал Ванюша, возвращаясь к деду.
— Ишь ты, ее, ту, что с лоскутом, другие верхушки закрывают.
Старый охотник зажал в руке седую пушистую бороду и снова посмотрел вниз, на ель с белой приметиной.
— Диковина… — сказал он, неопределенно качнув толовой. — Идем поглядим, что оно такое.
Как только они сделали несколько шагов, спускаясь по склону сопки, белый лоскут скрылся из виду. И лишь в распадке, подойдя к елям вплотную, Ванюша снова увидел его.
— Платочек будто повешен, — сказал мальчик. — И гляди, деда, — верхушка сломана.
Запрокинув голову и беззвучно шевеля губами, Макар Силантьевич долго смотрел на свежеобломанную верхушку дерева, и в его серых глазах светилось чисто детское любопытство.
Старый охотник еще в ранней юности научился по мельчайшим признакам разгадывать тайны таежных дебрей. Все живое — человек, зверь, даже птица — оставляют свой след в лесу. Нужно только уметь распознавать, «читать» эти следы. Обрывок газеты, перышко птахи с запекшейся кровью, зола потухшего костра, свежие или размытые дождем отпечатки лапы зверя, обуви человека, поклеванные, объеденные ягоды и шишки, едва приметная царапинка на замшелой коре дерева, шерстинка или пучок волокна на сломанной ветке — все эти мелочи подробно, точно живые свидетели, рассказывали опытному следопыту о том, что случилось здесь задолго до его появления: лоскут из белой ткани, висевший на обломанной верхушке ели, крепко озадачил старика.
Это не была веха, какую вставляют иной раз на видном, издали приметном месте странствующие по тайге охотники, геологи, старатели, чтобы по этому знаку не сбиться с дороги на обратном пути или указать отставшим товарищам то направление, какого им следует держаться, догоняя ушедших вперед.
Ель со сломанной верхушкой стояла в кругу других, более высоких елей, и увидеть белый лоскут можно было только случайно (как увидели они его со склона сопки) или подойдя сюда совсем близко. Может, тряпицей обозначено место, где спрятано, оставлено что-либо? Но зачем тогда нужно было ломать верхушку ели? Да и не так-то просто обломать ее: ствол на сломе был толщиной в руку. Каждый, кому доводилось взбираться на высокие деревья, знает, как трудно, достигнув гибкой, хрупкой вершины, обломать даже тонкую веточку без риска сорваться вниз.
— Вот тут и пойми что к чему, — качнув головой, Макар Силантьевич повернулся к вопросительно глядевшему на него внуку. — Ты заберешься туда, Ванюша?
— А чего хитрого? — с готовностью ответил мальчик. — Снять лоскут?
— Гляди не сорвись только. И примечай — может, кто раньше до тебя на елку лазил.
Ванюша поспешно снял с плеча ружье, котомку, разулся и, поплевав в ладони, по-кошачьи ловко начал взбираться на ель. Добравшись до середины, мальчик уверенно заявил:
— Деда! Никого тут не было, а гляди — ветки сбоку обломаны… Будто упало что-то.
Макар Силантьевич не ответил. Отойдя немного от ели и присев на корточки, он рассматривал что-то на земле, укрытой плотным слоем серой, осыпавшейся много лет подряд хвои.
— Ну, что там? Шелк? — спросил он, не подымая головы, когда услышал, что мальчик спускается вниз.
— Ага, — Ванюша с куском белой шелковой ткани в руке спрыгнул на землю.
Макар Силантьевич выпрямился, поманил пальцем внука к себе.
— Гляди, Ванюша. Вот следы. Как ты их понимаешь?
На плотном покрове жухлой хвои виднелись два небольших ровика: один — поглубже, с открытой черной землей внизу, другой — той же ширины, но поменьше. Ровики кончались кучками хвои, и там были заметны вмятины и четкий отпечаток какого-то предмета с тупым трехгранным углом, очевидно ящика. Хвоя вокруг была затоптана и усыпана мелкими сухими и свежими еловыми ветками.
![Будни контрразведчика [иллюстрации]](/storage/book-covers/c2/c2a004fe8bf379ad9e00381bb3966b9dd3601c4c.jpg)
