За убегающим горизонтом - [44]
Но случаи похищения вещей не прекратились. Наоборот, это послужило как бы сигналом. У моряков стали пропадать предметы одежды, шейные платки, пояса, пистолеты, сабли и шпаги. Постельное белье в лазарете, устроенном Бугенвилем на берегу, почти все пропало в первую же ночь.
Нужно было принимать какие-то меры. Особенно горячился шевалье дю Гарр:
— Надо перестрелять всех негодяев, воров! — кричал он в кают-компании, — а то эти туземцы в один прекрасный момент украдут у нас оба корабля, и нам не на чем будет продолжать путешествие!
Несколько человек засмеялись.
Не смеялся Вивэ; хирург одобрительно кивал шевалье.
— Вы правы, — воскликнул он. — Эти дикари сами не знают, что творят. Их не коснулось дыхание цивилизации. Подумайте, у них нет никакой религии. Нельзя же считать ею поклонение какому-то божку Таароа. Ну хотя бы они были идолопоклонниками. Это я понимаю. Но так нет же!
И Вивэ принялся рассказывать о том, как он с группой матросов с «Этуали» забрел в одно из капищ, называемом обитателями Новой Киферы мараем. Там было множество изображений уродцев, похожих, по словам Вивэ, на человеческие зародыши. Он, Вивэ, принял, естественно, эти изображения за идолов, которым поклонялись таитяне, тем более, что и на пирогах и в домах он видел такие же изображения.
Чтобы показать, что французы это понимают, Вивэ несколько раз с особо значительным видом поклонился деревянным человечкам.
Случившиеся поблизости таитяне принялись громко и необычайно весело, с какой-то особой, свойственной только им непосредственностью хохотать.
Видя на лицах французов недоумение, таитяне побросали на землю изображения всех «идолов» и принялись топтать их ногами. И как ни странно, выражение беззаботности не исчезло с их лиц.
— Не удивительно, — заключил свою тираду Вивэ, — что у этих дикарей, не сдерживаемых ни религиозными, ни моральными соображениями, царствуют самые отвратительные пороки: разврат, воровство… Что же еще? Конечно, корень всех пороков — это безделье. Природа щедра к жителям Океании. Ведь им не приходится затрачивать никакого труда, чтобы добыть средства пропитания, а заботы об одежде, сами видите, сводятся к тому, чтобы изготовить кусок полотна.
— Вы ошибаетесь, — раздался за спиной Вивэ спокойный голос.
Хирург обернулся и увидел Бугенвиля.
— Вы ошибаетесь, — повторил капитан. — У этих туземцев нет многих пороков, известных нашему обществу. Им не известно ни пьянство, ни курение; последнее распространено, например, у канадских индейцев. Вы сами могли убедиться, что островитяне занимаются земледелием, различными ремеслами, рыбной ловлей. Что же касается разврата, как выразились вы, уважаемый доктор, то естественность побуждений заставила их избрать своим верховным божеством Венеру, и, по-моему, они не ошиблись в выборе, черт возьми!..
Смягчив свои слова шуткой, Бугенвиль улыбнулся, но потом, вспомнив что-то, опять сурово сдвинул брови:
— Конечно, у нас пропадает многое, и придется поставить возле лагеря караул. — Он повернулся к дю Гарру. — И вы, шевалье, назначаетесь начальником караула. Предупреждаю вас, что я запрещаю пускать в ход огнестрельное оружие.
Заметив какой-то недобрый огонек в глазах дю Гарра, Бугенвиль прибавил:
— Итак, мосье, я вас предупредил.
Он обернулся к поджидавшему его де Бурнану.
— Что ж, шевалье, вы неплохо выполнили свою миссию с этими наядами. А ведь очень хороши! — Бугенвиль снова представил себе всю сцену похищения его вещей, — и действительно, более ловких плутовок, чем эти, не сыщешь во всей Европе… Между тем не похоже, чтобы воровство было обычным явлением у жителей Киферы… В их домах никогда ничего не только не запирается, но ничего и не прячется. Все, даже самые ценные вещи, лежат на виду. Я нигде не видел ни сторожей, ни запоров. Вы ведь тоже ничего этого ие заметили, шевалье?
Де Бурнан отрицательно покачал головой.
— Ну вот, видите! Какие же это воры? Вероятно, любопытство, возбуждаемое невиданными доселе предметами, вызывает у них желание обладать ими.
Бугенвиль взял под руку де Бурнана и поднялся с ним на палубу фрегата. Они молча прошли на шканцы и остановились у фальшборта, следя за тем, как последние лучи солнца гаснут в океане.
— Хотели бы вы здесь остаться, шевалье? — вдруг спросил Бугенвиль, круто повернувшись к офицеру.
— Остаться на «Этуали», в то время как вы…
— Нет, нет, вы не поняли меня, — прервал его Бугенвиль.
— Остаться здесь навсегда, никогда не возвращаться более в Европу и жить здесь, на этом острове?
Де Бурнан растерянно смотрел на своего капитана. Он никак не ожидал такого вопроса.
— А мне, — продолжал Бугенвиль, — такая мысль часто приходит в голову. Знаете, шевалье, мне иногда кажется, что я родился и вырос среди этого народа…
Живописная бухта, где бросили якоря оба корабля, была очень удобной для стоянки. Погода стояла почти безветренная, лишь легкие облачка иногда набегали на солнце. Но капитанов очень тревожило, что дно бухты было сплошь усеяно крупными кораллами, о которые могли быстро перетереться якорные канаты. Их осматривали каждый день. И Дюкло-Гийо, и Шенар де ля Жиродэ очень хорошо понимали, что, если канаты оборвутся при сильном ветре со стороны моря, суда выбросит на берег.
