За убегающим горизонтом - [22]

Они спустились в каюту Коммерсона, и Барре зажгла свечи в медных шандалах.

Вскоре пришел Веррон.

— Я очень рад, мосье, что вы принимаете участие в экспедиции, — сказал ему Бугенвиль. — У нас с вами общие задачи, так как я намереваюсь тоже заняться мореходной астрономией.

Бугенвиль рассказал, что сейчас в Англии идет большой спор между сторонниками определения долгот при помощи недавно изобретенного хронометра и приверженцами метода лунных расстояний.

— У нас во Франции тоже есть хронометры, изобретенные Леруа, но мне не удалось получить их для нашей экспедиции. И мы займемся изучением метода лунных расстояний. К сожалению, — добавил он, — солнечное затмение, которое мы ожидаем 25 июля сего, 1767 года, нам придется наблюдать не здесь, а в открытом океане. Из-за враждебности португальцев, проявленной к нам, мы должны покинуть Рио-де-Жанейро как можно скорее.

Веррон ответил, что хорошо знаком с методом лунных расстояний, и пустился в подробности.

Но тут Коммерсон привел наконец в относительный порядок собранное за день и воскликнул:

— Я обещал показать вам кое-что. — Его глаза блестели, морщины на лбу разгладились. — Посмотрите, мосье, вот интересное растение, которого вы не найдете ни в одной из ботанических книг. Я смею полагать, что впервые описал его, и поэтому счел себя вправе дать ему имя.

— Какое же? — спросил Бугенвиль.

— Видите ли, мосье, я привык относиться к растениям, как к живым существам, и даже, — ботаник на секунду запнулся, — наделять их характером. Мне кажется, — ученый поднес растение близко к пламени свечи, — эти цветки имеют форму сдвоенного сердца. Я посвятил это растение своей покойной жене и назвал Пульхерия коммерсония. А эти два новых рода я назвал Ландеа и Лалачдиа в честь моего друга астронома Лаланда, который находится сейчас так далеко от нас, за тысячи лье. А виды их — стеллифлора[3], стелликампа и астрографиа.

— Великолепно! — воскликнул Веррон. — Стеллифлора! Гак вы думаете, что и на звездах есть растения?

— Может быть, — сказал Коммерсон. — А пока что у нас с вами на Земле столько неоткрытых видов, что нам рано думать о звездах. Он помолчал и потом, улыбаясь, добавил — первое же еще не описанное растение я посвящу вам и назову верронией…

Глава IV Отец Лавесс

Нет ни одной страны, где во имя служения богу не совершалось бы преступлений.

Дени Дидро

Среди дня вдруг почти совершенно стемнело. Колючий сухой ветер гнал низкие, темные облака. По временам они освещались красноватым отблеском далеких зарниц, но гроза так и не разразилась. Спустились короткие тропические сумерки. Берег растворился во мраке.

Сен-Жермен беспокойно ходил по безлюдной палубе «Будёза», беззвучно шевеля губами, как бы разговаривая сам с собой. Навязчивые воспоминания неотступно следовали за ним. Здесь, у южноамериканского побережья, к нему снова пришли те ощущения и переживания, к которым он надеялся уже больше никогда не возвращаться.

Десять лет в Гвиане, в должности смотрителя королевских складов, длились целую вечность. Там, в Кайенне, он научился бояться всего. Отравленная стрела индейца из племени рукуйеннов едва не лишила его жизни. Конечно, и у рукуйеннов, и у эмериллонов, и у оиямпи была причина ненавидеть пришельцев, но причем здесь Сен-Жермен? Он никогда не брал в руки оружия. Единственная его цель — заработать побольше денег.

А пиратские набеги на Кайенну англичан, голландцев, ночные переполохи, крики, выстрелы, грозное рычание ягуаров?

Нет, Сен-Жермен не хотел бы пережить все это вновь. Но так уж сложилась его судьба, что пришлось отправиться в рискованное путешествие. Он лишился денег и вынужден опять добывать их дорогой ценой.

Фрегат медленно опускался и поднимался на пологих прибрежных волнах. Сен-Жермен всматривался в очертания темного берега. Далекие мерцающие огоньки да кормовые фонари стоящих на якоре судов светились во мраке. Двое матросов в шлюпке с испанского корабля затянули протяжную песню. Кормовой фонарь «Будёза» раскачивался на толстой цепи. Ее металлический скрежет неприятно резал уши. Свежело. Сен-Жермен уже намеревался спуститься в каюту, но тут услышал тихий шепот. Он узнал голос Лавесса и, подойдя поближе, различил его темную фигуру. Но где же собеседник? Свет раскачивающегося фонаря на мгновение осветил шептавшихся, и Сен-Жермен увидел над бортом голову лоцмана Филипа, взятого на фрегат в Рио-де-Жанейро по рекомендации испанского священника.

Сен-Жермен осторожно продвинулся ближе.

— Превосходительнейший сеньор д’Акунья, — донесся до него чуть слышный голос Филипа, — принял к сведению ваше послание и поступил так, как подсказывает ему совесть.

— Ты можешь теперь сказать обо всем. — Отец Лавесс склонился к Филипу, и полы его сутаны стали похожи на распластанные крылья черного грифа. — Удалось ли исполнить поручение?

— Да.

Фигура в черной сутане выпрямилась. Казалось, Лавесс был доволен. Однако голос его звучал злобно, почти угрожающе:

— Ты хорошо сделаешь, если забудешь обо всем, что знаешь, или и тебя постигнет участь Маньяра.

Ответ лоцмана унес ветер.

Послышался опять глуховатый голос Лавесса:

— Потерять голову здесь можно очень быстро…