За убегающим горизонтом - [20]

Многие поселенцы уже стали выносить свое имущество, чтобы погрузить его на корабли.

Бугенвиль, заложив руки за спину, неторопливо зашагал по поселку. У одного из домов он увидел шевалье дю Гарра, отчитывающего боцмана Пишо и двоих матросов, державших в руках топоры.

Шевалье объяснил Бугенвилю, что эти болваны — он показал на моряков — вздумали чинить дом. За несколько лет под холодными ветрами Южной Атлантики он успел покоситься. Но что им, французам, до этого? Зачем чинить что-то, раз остров не принадлежит более Франции?

Бугенвиль горько усмехнулся. Вот наконец этот шевалье стал самим собой. Он неумен и, видимо, еще и тщеславен.

— Каковы, мосье, вы полагаете, цели нашего путешествия? — неожиданно для дю Гарра спросил он.

Шевалье вскинул голову, в его голубых глазах мелькнул огонек:

— Думаю, мосье, присоединение к Франции новых земель, столько, сколько удастся открыть, и прибавить этим чести французской нации.

Бугенвиль поразился: ответ почти буквально совпал с предполагаемым. Он вгляделся в лицо шевалье. Глубокие морщины, складки в углах губ. Вряд ли ему живется намного лучше, чем матросам, которые к сорока — сорока пяти годам превращаются в стариков. А понятия у него, как у большинства дворян.

— Помимо соображений чести у нации есть и другое, — сказал Бугенвиль. — Мы можем гордиться открытиями французских ученых. Но, согласитесь, принадлежат они не только нашей стране. Науку нельзя разделить по нациям. Это вам нужно запомнить, шевалье. Наши недавние враги, англичане, накануне Семилетней войны избрали меня за работы по математике членом Королевского научного общества, хотя заслуги мои в этой области более чем скромны. Дом же, который вы запретили чинить, должен служить людям, будь они французы, испанцы — все равно кто.

Глаза дю Гарра потухли. Он опустил голову, ничего не ответив. Видно было, что слова капитана шевалье не счел нужным обдумывать.

Бугенвиль повернулся к матросам и боцману Пишо.

— Можете продолжать свое дело. За добрую затею вы засуживаете награды.

Матросы взялись за топоры. Их веселый перестук нарушил молчаливую торжественность острова.

«Человек не может не созидать, — подумал Бугенвиль, — правда, к сожалению, есть немало и таких, которые предпочитают разрушать».

Испанские фрегаты давно ушли в Монтевидео и увезли почти всех колонистов. Бугенвиль ясно видел, что вскоре все придет в упадок. На этих землях не было ни роскошной тропической растительности, ни золота. Испания, настоявшая на том, что острова принадлежат ей, и не подумает продолжить начатое французами.

Миновал месяц-другой, а транспорт «Этуаль» все не показывался на горизонте. Бугенвиль и Дюкло-Гийо не скрывали своих тревожных мыслей.

Нетерпение передалось всему экипажу фрегата. Многие моряки подолгу сидели на самом высоком холме и смотрели на северо-восток: не покажутся ли белые паруса «Этуали»?

Отец Лавесс сочувственно вздыхал, когда при нем говорили о непонятной задержке транспорта, но втайне радовался: его единомышленники во Франции действуют. Лавесс охотно вступал в разговоры даже с простыми матросами. Если прежде многим казалось, что в нем воплощены хитрость и изворотливость, то теперь он представлялся благодушным, доброжелательным. Он расспрашивал моряков об их семьях, нуждах, давал советы, начал даже некоторых из них учить грамоте.

Формально он уже не был иезуитом и принадлежал к ордену францисканцев. Дела ордена, основанного Игнатием Лойолой два столетия назад, в Европе пошатнулись. Иезуиты снискали себе такую худую славу, что даже правители Португалии и Франции вынуждены были запретить орден в своих странах.

Но отец Лавесс был превосходно вышколен. Он был убежден, что наступят такие времена, когда иезуиты опять понадобятся правительствам, которые сейчас их изгоняют.

Лавесс не нуждался в подробных наставлениях. Он действовал согласно обстановке и сложившемуся соотношению сил, памятуя первую заповедь иезуитов, что цель оправдывает средства. Теперь ему нужно было завоевать расположение команды, и он старался в этом преуспеть.

Принц Нассау даже как-то заметил в разговоре с Бугенвилем, что Лавесс оказался совсем другим человеком, чем это могло показаться вначале.

Нассау уже больше не возобновлял своих попыток добыть кита, он целыми днями бродил по острову, постреливая диких уток.

Бугенвиль наблюдал за приливами и отливами и пришел к заключению, что они здесь не подвержены определенному циклу и наступают неравномерно.

Он давно интересовался приливами и отливами и знал, что они достигают неодинаковой величины в разных географических точках земного шара. В Сен-Мало дважды в сутки во время отлива море отступало до четверти лье, и рыбаки, пользуясь этим, собирали оставшуюся в ямах мелкую рыбу. В Канаде, в устье реки Святого Лаврентия, море во время приливов наступало на сушу неудержимо, поднимаясь до девяти саженей. Но и там приливы и отливы совершались регулярно. Здесь же, на Малуинских островах, время очередного прилива было очень трудно рассчитать заранее; оно зависело не только от прохождения луны через меридиан, от фазы ее, рельефа морского дна и берега, но и от каких-то других, не понятных еще Бугенвилю причин. Во время прилива море поднималось как бы тремя нарастающими волнами. Это было необычно. Бугенвиль жалел, что сейчас с ним нет астронома Веррона, с которым можно было бы обсудить это интересное явление.