За секунду до взрыва - [66]

Кэри откинула тонкую простыню и теперь лежала совершенно голая, наслаждаясь ветерком, обвевающим ее тело. Это было как дар, посланный с небес. Она приподнялась на локте, чтобы захватить побольше этого чудесного прохладного воздуха, она пила его. Ветерок даже чуть взлохматил ее волосы. Вот если бы еще дождь, а еще лучше ливень! Тогда, может, настанет конец этой иссушающей, изматывающей жаре. И все опять будет хорошо.

Или почти все.

Она снова откинулась на спину, купаясь в струях прохладного воздуха. Потом дотянулась до телефона, набрала номер сестры. Та ответила очень громко, по-видимому, пытаясь перекричать галдеж, — в это время они уже все сидели за завтраком.

— Это я, — сказала Кэри.

Детские голоса чуть стихли, наверное, сестра понесла телефон в кабинет. Кэри живо представила себе всю картину: красные кожаные кресла, диван, по всем стенам книги, расставленные в алфавитном порядке. Муж у сестры педант — из тех, что любят расставлять книги строго по алфавиту; еще он держит картотеку адресов и дней рождения всех родственников и знакомых и еще не забывает помечать, когда они с женой в последний раз совокуплялись.

— Что-то ты сегодня поздно звонишь, — заметила сестра.

— У меня сегодня ленивое настроение. Надо бы встать и идти, да что-то я никак не соберусь с силами.

— Вот видишь! Видишь! Как раз то, что я тебе говорила.

Кэри каждый раз спрашивала себя, с какой стати ей каждое утро подвергать себя этому испытанию. Она знала наизусть, о чем будет говорить сестра.

— Я повторяю: если у тебя в жизни появятся другие интересы, тебе захочется вскакивать по утрам, и как можно раньше. Тебе это ничего не будет стоить. Ты и одеваться будешь по-другому, все будешь делать по-другому.

— Ему же всего восемнадцать лет! Ты считаешь, это справедливо по отношению к Эрику?

— Во-первых, ему двадцать один. А во-вторых, при чем тут Эрик? Я считаю, что это справедливо по отношению ко мне самой. Понимаешь, ко мне! Я снова живу. И потом я люблю Эрика и детей люблю.

— А его ты любишь? Этого твоего… ну как его там?

— Люблю ли я его? Нет, это не любовь. Просто… я им увлечена, да еще как! Сердце готово выпрыгнуть ему навстречу, как только он прикоснется ко мне. При одном звуке его голоса меня как будто пронзает электрическим током.

— Это в тебе говорит чувство вины.

— Вот уж нет.

— Почему? Очень может быть.

— Ничего похожего. Это физическое влечение. И это так естественно. Да Господи Боже мой, до сих пор я и не знала, что такое настоящий оргазм. Вот скажи, когда у тебя последний раз было с Кэмом?

— Пожалуйста, не примешивай сюда Кэма.

— Ага, даже вспомнить не можешь. Я же чувствую это по твоему голосу. Ты утратила очарование жизни. И еще я тебе скажу: для наших отношений с Эриком нет ничего лучше, чем это разнообразие. Это заставляет ценить то, что имеешь, и, кроме того, позволяет понять, чего тебе еще не хватает.

— Тебя послушать, так это у тебя не любовная связь, а терапия какая-то.

— В самую точку! Так оно и есть.

— Но ведь это же означает, что ты его просто используешь, этого… как его там.

— Прекрати. Ты прекрасно знаешь, как его зовут. Ты просто ревнуешь, я по голосу слышу. Я, может, и моложе тебя, но опыта в таких вещах у меня побольше. Так что тебе стоит прислушаться к моим словам. Кэм с тобой отвратительно обращается. Ты знаешь это так же, как и я. Сама все время на это жалуешься. Если бы не сын, ты бы давно уже его бросила.

— Это неправда.

— Не перебивай! Лучше признай честно: у тебя любовь с сыном, а не с отцом. И знаешь, почему? Потому что по природе ты мать больше, чем кто-либо другой. Может быть, тебе стоило бы забрать Эрика с детьми, а я бы лучше осталась одна. Я хочу быть свободна. Хочу, чтобы вокруг замечали, в чем я хожу и как от меня пахнет. Ну разве я в этом виновата?

Кэри открыла было рот, но что возразишь против правды?

Снова заговорила Энн:

— Послушай, даже если кто-то просто тобой заинтересуется, ты не представляешь, насколько лучше ты себя почувствуешь. Это правда, поверь мне, я знаю, о чем говорю. И потом, ты могла бы использовать это в своих отношениях с Кэмом. Ну знаешь… обронить какой-нибудь намек, проговориться как бы случайно. И посмотреть, как он будет себя вести. Если у него к тебе настоящее сильное чувство, он изменится, обязательно изменится, вот увидишь. Если же нет — ну, значит, нет, ничего не поделаешь. Разве я не права?

— Не хочу даже слушать всю эту дребедень. Терпеть не могу.

— Тогда почему мы каждое утро этим занимаемся?

— Наверное, потому что мне это нравится.

— Так я и думала!

— Ах, черт! И ведь завтра утром я наверняка опять позвоню.

— Нет, завтра моя очередь.

— Мне казалось, Эрик расстраивается по поводу телефонных счетов.

— Ну да, но он по любому поводу расстраивается. А вот я сейчас счастлива. А когда я счастлива, мне на все наплевать. А когда мне на все наплевать, у Эрика тоже улучшается настроение. И тогда уж он не обращает внимания ни на телефонные счета, ни на прокисшее молоко, ни на проделки детей. Вот я и говорю тебе, детка: возьми и стань счастливой. Ты знаешь, это здорово передается всем остальным.

— Ладно. Значит, завтра ты мне звонишь.