За сценой - [2]

С Томом они встретились только через полгода, под Рождество, у общих знакомых. Оба были навеселе и неожиданно для себя самих разговорились начистоту.

— Слабак я, — сетовал Макс. — Вот сам понимаю, что чепуха это, подумаешь. Но как только вспомню, как мы отъехали, а потом я их в зеркале увидел, и что потом было… На меня один раз накатило, чуть в фонарь не влетел, а у меня там сзади мамаша с ребенком. Ну его, думаю, к чертям, еще не хватало! И ушел.

— А чего пропал? Хоть бы позвонил, что ли.

— Не хотел вспоминать, — признался Макс. — Вообще… ничего не хотел. А ты-то сам как?

— Да я нормально. Отлично все! — встрепенулся Том. — Мелкая моя первое место заняла на танцевальном конкурсе, представляешь? Роза говорит, чтоб я тоже на танцы пошел. Я говорю: пойду, не вопрос, только похудеть надо, а то я же там ноги всем отдавлю! Ну, я-то пошутил, а она думала — я серьезно. На диету, говорит, тебя посажу! Я говорю: ну давай, но только после праздников, а то какое Рождество, когда ты на диете? Теперь вот боюсь. Я-то опять пошутил, а она — вдруг опять серьезно насчет диеты? Так-то вот. Отпуск на всякий случай еще взял. В отпуске на диете не сидят, правда же? Ну вот, и я так думаю. Слушай, а ты сейчас вообще работаешь или как?

— Да работаю, конечно. Приятель один меня зазвал, там фирма, вроде строительной, ну, типа монтаж всякого-разного. Площадки детские, витрины, к праздникам вот сейчас всю эту лабуду на улицах тоже мы устанавливали. А у меня и опыт есть, я ж этим занимался раньше. Так что вот… устроился.

Том покивал, приложился к кружке с глинтвейном и внезапно спросил:

— А у вас вакансии есть? Я бы, может, тоже бы…

Так они оба тут и оказались. Тому с непривычки туго приходилось, но он не жаловался, а потом, как пошли заработки, и вовсе повеселел. А Макс просто любил то, чем теперь занимался. Ему нравилось работать с гигантским конструктором, нравилось, как соединяются его детали, как все здорово придумано и ловко устроено. И каждый раз под вечер он оглядывался на проделанную работу с радостным удивлением. Хотя он сам, вот этими самыми руками, таскал и монтировал трубы, фермы, панели, это все-таки походило на волшебство: только что ничего не было, и вот — раз! — словно выросло из-под земли. Мышцы гудели и побаливали от усталости, но и в теле, и в мыслях была приятная легкость, даже невесомость, почти блаженство.

И нынешняя их жизнь текла вполне размеренно и безмятежно, пока два дня назад босс не объявил, что надо монтировать уличную сцену для оперного фестиваля. Том поначалу не придал этому значения, а у Макса сразу что-то екнуло внутри. Но он себя тут же успокоил: не в театр ведь их отправляют, а просто собирать очередной конструктор, всей работы — раз плюнуть! Да и вообще, при чем тут Опера, если хорошенько подумать? То, что они своих странных пассажиров в тот раз подобрали возле театра, еще ни о чем не говорит.

Однако когда оказалось, что работать им придется на площади, от которой рукой подать до Оперы, Том тоже насторожился и глянул на него озабоченно. Обсудив потом ситуацию с глазу на глаз, они все же пришли к выводу, что беспокоиться не о чем. Работы на один день, да и то неполный, если постараться. Да и не чумной ведь барак там рядом, а всего-навсего театр. Нечего себя на пустом месте накручивать.

И все-таки… все-таки в глубине души Макс ждал неприятностей.

Солнце раскалило площадь и дома вокруг нее, люди двигались медленнее и ошибались чаще. Бригадир вяло поторапливал их, но без особого усердия: они вполне укладывались в график, даже с небольшим запасом. Осталось одеть сцену в тканевую юбку да установить скамейки для зрителей. Техники возятся с аппаратурой, ревниво оберегая ее от посторонних. Важничают, думают, что они одни такие умные. А Макс тоже это все умеет, никаких особых талантов тут не надо.

После обеда из театра явился с инспекцией распорядитель, ну или как там его, вертлявый тип в сиреневой рубашке. Как мотылек над муравейником. Очень сердитый сиреневый мотылек, который с места в карьер принялся раздавать всем указания, как правильно работать. Макс стоял рядом, но даже не делал вид, что слушает, а только жмурился, пытаясь уловить на лице дыхание надвигающегося вечера. Да-да, разумеется, они все сделали не так. Сейчас этот сиреневый тип велит все переделать, потом присмотрится, потом остынет и в конце концов согласится, что в принципе все в порядке.

— Подумаешь, какая важная птица! — неожиданно фыркнул сиреневый.

Макс открыл глаза и оторопело заморгал. Ах это он уже не с бригадиром, это он по телефону.

— Ну и передвинем, что такого? — сиреневый пожал плечами, хотя собеседник в телефоне видеть этого не мог. — Нет, возражать он не будет… Я тебе говорю, что не будет. Он никогда не возражает. Что?.. Ну я сам ему скажу. Да, лично… Нет, он никаких проблем не доставит. Никаких.

По-видимому, слушатели ему были уже не нужны. По крайней мере, бригадира нигде не было видно, так что и Макс потихоньку ускользнул и отправился помогать ребятам со скамейками.

За ограждением прохаживался туда-сюда в радостном оживлении незнакомый парень. Он тоже держал возле уха телефон и что-то бойко тараторил на непонятном языке. Миновав его, Макс невольно оглянулся, сам не понимая, что привлекло его внимание. Парень помолчал, выслушивая собеседника в телефоне, и снова заговорил. Вон что необычно: он довольно щуплый, и вообще на вид совсем мальчишка, а голос рокочет басовито — где только помещается?