За родом род - [67]

Слух о том, что Раскова поперли из мастеров, обежал весь Митинский Мост. И прошел-то всего лишь день, а уже все знали, что отныне Володя — никто.

Субботнее утро было заплескано солнцем. Расков проснулся с чувством наивного удивления: «Неужели такое со мной?»

До понедельника было два дня. За это время можно обдумать, как ему действовать дальше. Приходила подспудная мысль: «Уехать. На новое место. И там начать сначала, как будто со мной и не было ничего». Но уезжать не хотелось. Все-таки он прижился к поселку. Здесь завелись товарищи и друзья. Здесь была у него Маруся. С Марусей он познакомился этим летом. Провожал ее несколько раз вечерами с танцев. Однажды даже поцеловал. И она его тоже поцеловала. И работа Володе была по душе. Была работа — и вот? Он пытался себя утешить, что это все ненадолго, месяц-два, а там он опять станет строить свои дороги. Володя вздыхал, сознавая, что утешение было не из надежных.

Угнетало Раскова и то, что сейчас он не знал, насколько часто будет домой посылать переводы. Дома мать. Работает в военкомате кассиром. Зарплата небольшая. А у нее на руках дошкольник Сережа и Люся, которая учится в пятом классе. Отца у них нет: изменил. Так что матери трудно. Володя, когда уезжал на работу, мысленно дал себе слово: будет ей помогать. И помогал, посылая по двадцать рублей каждый месяц. Володя сидел на кровати, обняв ладонями голову. Мать нельзя оставлять без поддержки. Но как это сделать?

Выпив чаю, Расков пошел прогуляться. Народу сегодня на каждом углу. Володя ловил на себе любопытные взгляды. В одних читал недоумение. В других — осуждение и вопрос: что же дальше-то будет с тобой, если теперь уже вниз покатился? В третьих — угадывал жалость, словно он заболел и его полагалось спасти от болезни. Бежать бы от этих назойливых взглядов! Однако Володя решил проявить характер. Пусть глядят, а он постарается быть хладнокровным. Но вскоре эта игра ему надоела.

Сердце щемило, когда он видел картинки из жизни поселка. Обыкновенные будничные картинки, которых раньше Володя не замечал, а сейчас приникал к ним не только глазами, но и душой, волновавшейся так, как если бы было в них что-то очень ему дорогое. Вон голый по пояс мужик с топором стоит на коленях и подколачивает калитку. Вон стайка девочек пробежала, все с корзинками и в сапожках, — видать, в ближайший лесок по малину. Вон крупный, с морщинисто-красным лицом, старик в рукавицах, поваживая плечами, косит литовкой траву на угоре. Вон у самой реки, гремя по гравию сапогами, прошли молчаливые пареньки с удочками в руках, в зеленых пилотках и ватниках — должно быть, станут рыбачить с ночевкой. У каждого было какое-то дело. Лишь у Раскова не было. Неожиданно он почувствовал отделенность свою от людей. Словно шли они главной дорогой поселка, где была настоящая жизнь. А он — боковой проходил, откуда за этой жизнью лишь наблюдают.

Возле стандартного дома, где жили учителя, Володя остановился, решив заглянуть к Ивану Шарову. С Иваном Володя ходит на танцы или в кино, праздники вместе встречает. Был Иван интересен тем, что любил предугадывать жизнь. Володе лет через десять он уготовил должность директора леспромхоза. Себя же поставил заведующим роно. Живут в одном городе. Оба женаты. Каждое воскресенье гостятся семьями друг у друга. Такую красивую перспективу Володя принял без оговорки. И вот сейчас, открывая к Шарову дверь, с надеждой подумал, что парень он добрый, с разумною головой, обязательно выслушает его и, проникнув к Володе участием, что-нибудь да ему подскажет.

Шаров лежал на диване средь облака дыма от сигареты. Увидев Раскова, быстренько встал. Его молодое остренькое лицо, моргающие глаза, сигарета во рту и руки, вонзавшие пальцы меж пальцев, обнаруживали нервозность.

— Дела у меня худые, — пожаловался Володя.

Шаров глубоко затянулся, и дым пополз по лицу, как клочья сырого тумана.

— Вполне понимаю.

— Ты разве знаешь? — спросил Володя.

— Знаю.

Володя задумался:

— Как вот и быть?

— Действительно: как? — задумался и Иван.

Володя прошелся по комнате. Тонкие губы его изломались в улыбке, и он невесело пошутил:

— Выходит, директором леспромхоза мне не бывать?

— Да, да, — Шаров напряженно вздохнул, не найдя в себе слов, какими бы мог поддержать разговор.

Володя понял его состояние. Понял также и то, что Шаров приходу его не рад.

— Пойду, пожалуй. Не вовремя я. Ты, наверно, кого-нибудь ждешь, — добавил, давая возможность учителю оправдаться.

— Да! — подхватил Шаров с жаром. — Должна тут прийти ко мне Валентина, — назвал подругу свою и натянуто улыбнулся. — Ты давай вечерком. Все, как надо, и обмозгуем. Главное: духом не падай! Ага? Все перемелется!

Это были слова. Чьи-то слова. Взятые напрокат, чтобы можно было ими загородиться. Глаза же учителя говорили: «Не надо нам больше встречаться. Теперь у нас разные перспективы. Мне расти. Тебе — неизвестно». Расков повернулся к порогу.

— Прощай.

— До свиданья, — ответил Шаров.

От учителя вышел Володя с залегшей на лбу поперечной морщиной. Было такое чувство, будто его нарочно ожесточили, чтобы проверить, насколько крепок в нем дух.