За правое дело - [2]

Шрифт
Интервал

На неогороженном дворе судоремонтного тесная большая толпа окружила городского оратора, черная, взлохмаченная ветром голова которого высилась над пестрой мешаниной картузов, кепок и шапок. Голова то обращалась лицом к стоявшему на штабеле Денису, и тогда до его слуха долетали тяжеловесные, рубленые слова, то показывала ему черный затылок, и слова терялись в людском гомоне, не достигая Дениса. «Империализм»… «Провокация»… «Максималисты»… «Контрреволюция» — новые, непривычные слуху слова метались над растущей толпой, будоражили ее, вызывали в ней то волну одобрения, то гнева, пугали Дениса: значит, у революции есть опасные враги? Значит, то, о чем еще давно мечтал отец, может не сбыться? И он, Денис, и вся его семья никогда не выйдут из их сырого, холодного барака, а купец опять будет ругать артельщиков и заставлять их до ночи латать его ржавую баржу?..

Чьи-то сильные руки обхватили Дениса за ноги, подняли над гудящей толпой.

— Гляди, слухай, малый: революция! Наша, рабочая революция, понял!

Человек, державший Дениса, откашлялся и вдруг заорал во всю силу своих богатырских легких:

— Даешь революцию! Не дадим сгибнуть ей, нашей надеже!

И сотни зычных, звонких и простуженных глоток ответили ему хором:

— Дае-е-ешь!!.

4

На стапелях Денис застал одну тетю Мотю. Большая, неуклюже грузная в своей брезентовой робе, она сидела у баржи и курила толстую «козью ножку». Немногословная, но громогласная, с большими черными округлыми глазами и крючковатым, что якорная лапа, костистым носом, она казалась Денису злой каркающей вороной, пугающей его одним своим грозным видом. Денис побаивался ее больше, чем всех других артельщиков, тем более что про тетю Мотю говорили, будто она обладает огромной силой и однажды во зле чуть не придушила донявшего ее здоровенного мужика.

Тетя Мотя глянула на Дениса вороньим глазом, тучно заволоклась табачным дымом. Бросила басом:

— Пришел?

— Ага, пришел, тетя Мотя.

— А пришел, так садись. Опять ноне в одноех с тобой задницы давить будем.

Денис послушался. Тетя Мотя швырнула под ноги «козью ножку», с сердцем растерла ее большим стоптанным сапожищем.

— Вот дурни! Бунтують, бунтують, а кто ихних детишек будет кормить?.. Дрын им в глотку! Вот ты, умник, скажи: чего теперь будет-то?

— Другой режим. — Денис не сразу вспомнил новое слово.

— Это чего?

— Это когда власть новая.

— А порядки старые — так, что ли?

Тетя Мотя никогда ни во что лучшее не верила, и возражать, переубеждать ее Денис не пытался. Отчего она такая? То ли потому, что жизнь слишком часто и жестоко била женщину, старую деву, гнувшую спину больше на своих многочисленных сирот-племяшей, чем на себя, то ли потому, что неверующей уродилась, — как знать?

Голова женщины, укутанная в рваную шаль, согласно кивнула, а под крючковатым носом шевельнулось нечто подобное улыбке.

— Ладно, ступай, умник, не будет ноне работы.

5

Утро двадцать шестого октября семнадцатого года выдалось ветреным, стылым. Поднятая холодным низовиком Волга штормила, бросала на размытые дождями берега, опустевшие гавани и причалы вспененные валы, срывала с якорей, разбивала в щепы покинутые людьми суденышки и лодчонки, корежила и ломала причаленные к пирсам плоты.

И город, обычно к тому времени года успокоенный, тихий, дремлющий у подножий прибрежных гор, — город штормил. Мимо Дениса, прижавшегося спиной к железной ограде, мелькали в общей людской лавине фабричные и солдаты, городская голытьба и нарядные господа, офицеры и гимназисты. Шли мостовой, тротуарами, то и дело задевая напуганного небывалым шествием мальчугана, норовя оторвать его, вцепившегося обеими руками в прутья ограды, увлечь за собой. Стоя на телеге-платформе, широко разметывая руки, восторженно выкрикивал незнакомые Денису лозунги человек в поддевке; небольшой ростиком гимназист в черной с блестящими пуговицами шинели держал высоко над головой щит с единственным словом «Долой!» и, оборачиваясь и пуча глаза, что-то потешно горланил шедшим за ним приятелям-гимназистам; пели под забористые коленца гармонии веселые рабочие — девчата и парни; там и тут полыхали на ветру красные полотнища флагов и лозунгов; шныряли, размахивая газетами, вездесущие, наядливые мальчишки.

Сильный толчок в бок едва не свалил Дениса.

— Подвиньсь, революция!

И два молодых щеголя, загоготав, прошли дальше. Еще два человека — пожилой, сухопарый, в очках и фуражке с молоточками на кокарде, и помоложе, совсем без шапки, несмотря на сырой пронизывающий ветер, встали рядом с Денисом.

— Не могу больше… право же, не могу, — задыхаясь и защищая лицо от ветра, жалобно стонал старший.

— Ну, Сергей Петрович…

— Не могу… И не хочу! Какое мне дело до всего этого? Я всего-навсего инженер, и мне плевать, кто будет у власти: Львов, Керенский или Советы… Плевать, слышите!

— Как вы можете! Вы же русский человек, Сергей Петрович, — не замечая ни ветра, ни толкотни, с отчаянием убеждал младший. — Вы же влиятельный человек; за вами выступят все… Предавать интересы России… Нет, это безумие! Вы просто трус! Сергей Петрович, нас ждут, вам просто нельзя не быть с нами!..

И младший потянул за собой человека в очках, втиснул его в лавину.


Еще от автора Николай Константинович Чаусов
Сибиряки

Второе, доработанное издание.


Ника

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В хвойном море

Старейший саратовский писатель Григорий Боровиков известен читателю по многим вышедшим книгам. Его рассказы постоянно печатаются в периодической печати. К 70-летню писателя выходит новый сборник «В хвойном море», в который войдут рассказы «Макар, телячий сторож», «Курган», «Киря», «На болотах» и другие. Рассказы Г. Боровикова отличает доброта и теплый юмор.


Рекомендуем почитать
Музыкальный ручей

Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.


Подвиг Томаша Котэка

Настоящее издание — третий выпуск «Детей мира». Тридцать пять рассказов писателей двадцати восьми стран найдешь ты в этой книге, тридцать пять расцвеченных самыми разными красками картинок из жизни детей нашей планеты. Для среднего школьного возраста. Сведения о территории и числе жителей приводятся по изданию: «АТЛАС МИРА», Главное Управление геодезии и картографии при Совете Министров СССР. Москва 1969.


Том Сойер - разбойник

Повесть-воспоминание о школьном советском детстве. Для детей младшего школьного возраста.


Мой друг Степка

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Алмазные тропы

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Мавр и лондонские грачи

Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.