За линией фронта - [91]

Юзеф рассказывает, что командир его полка до войны имел крупные связи с торговыми кругами Англии. У него большие виноградники на Тиссе. Англичане были его постоянными покупателями, и он до сих пор любит повторять: «Английский эль[9] я всегда предпочитаю баварскому пиву».

Полковник, конечно, знал, что Юзеф отнюдь не друг фашистской Германии, и направил его в район Брянского леса к своему другу: «Поговорите с ним. Может быть, до чего-нибудь и договоритесь. Все, что зависит от меня, я сделаю. Вплоть до того, что устрою вам перевод к нему. Тем более, что после бердичевской истории вам было бы очень кстати покинуть полк». Однако Юзеф знал, что с друзьями полковника он ни до чего не дотолкуется, и решил перейти к партизанам.

— Кто же этот друг полковника, с которым вы должны были встретиться? — спрашиваю я.

— Полковник гестапо Шперлинг. Имеет жизнь в городе Севске.

— Шперлинг? — одновременно вырывается у меня и у Богатыря.

— Вы имеете знакомство с полковником? — растерянно спрашивает Юзеф.

— Да, мы имеем маленькое знакомство с полковником, — не замечая, что говорю языком Юзефа, отвечаю я. — Нам хотелось бы поближе познакомиться с ним. И это должны сделать вы, Юзеф.

Юзеф разочарован. Он не хочет ехать к этому Шперлингу. Он хочет здесь, вместе с нами, бороться за свободу венгерского народа. Но мы настаиваем, и вечером Майор Юзеф вместе с Мусей Гутаревой уезжает в Севск.

Прощаюсь с Майором и снова задаю себе все тот же вопрос: не слишком ли мы доверчивы, не совершаем ли мы оплошности, посылая Юзефа к Шперлингу?

Нет, все как будто говорит за то, что ошибки нет. Чутье подсказывает мне, что Юзеф не подослан к нам, что он ни при каких обстоятельствах не выдаст нас. И все же в этом, конечно, есть известный риск: интуиция — отнюдь не гарантия. А Юзеф знает наше расположение, ему известны наши силы, с ним едет Муся. Но мне не дает покоя надпись на стене тюремной камеры: «Концы в Севске. Шперлинг аме…» И трудно, невозможно не использовать такого исключительно благоприятного стечения обстоятельств.

Да, в конце концов, какая разведывательная работа полностью исключает риск?..

Нет, мы поступили правильно…

Раскрываю папку разведданных: на очереди штурм Трубчевска.

Глава восьмая

— Можно?

Открывается дверь, и в комнату вместе с улыбающимся Бондаренко и моим заместителем по объединенному штабу, Иваном Егоровичем Абрамовичем, входит незнакомый мне человек.

— Знакомьтесь: уполномоченный Орловского обкома партии, — представляет Алексей Дмитриевич.

— Емлютин, — крепко жмет руку пришедший.

Сразу же завязывается беседа. Емлютин говорит, что в Брянском лесу он уже давно, «примерно ровесник Бондаренко», и рассказывает о еще не известных нам партизанских отрядах. В Навльском районе действует отряд тамошнего подпольного райкома партии во главе с секретарем райкома товарищем Суслиным. В Дятьковских лесах орудует отряд Михаила Ильича Дука.

— Прекрасная, героическая история у него, — увлекаясь, говорит Емлютин. — Пилот военного самолета. Потерпел аварию над Брянским лесом. Спустился на парашюте. Организовал отряд и сейчас жестоко бьет фашистов.

Под Брянском бьется Ромашин. В самом Брянске подпольщики чуть ли не каждую ночь замораживают паровозы, и немцы бессильны помешать этому…

— Кстати о Навльском отряде и о том, как я попал к вам, — улыбается Емлютин. — Суслин как-то мне говорит, что его бойцы задержали трех или четырех военных, которые выдают себя за партизан отряда Сабурова и якобы пробираются к фронту. Признаться, в те поры я понятия не имел о вас и как-то пропустил это мимо ушей. Случилось так, что эти задержанные осели в отряде у Суслина. И сейчас один из них творит чудеса. О нем даже песни поют у нас в лесу.

— Да кто же это?

— Армеец. Лейтенант Филипп Стрелец.

Так вот, оказывается, как сложилась его судьба! Вспоминается барак лесорубов под Зерновом, ночник на столе, вой ветра и мрачный Стрелец, сидящий у стены. Значит, все-таки остался в тылу и нашел свое место…[10]

— Ну вот, — продолжает Емлютин. — Доходят до нас слухи о ваших операциях: станции разбиваете, города берете. И решил я познакомиться с вами. Сначала к трубчевцам заехал, а сейчас, как видите, к вам.

Неожиданно Емлютин громко и заразительно хохочет.

— Да, нечего сказать, заехал! — сквозь смех говорит он. — За семью замками живете, товарищи. Верблюду легче пройти сквозь игольное ушко, чем до вас добраться.

— Нет, вы только послушайте, товарищ Сабуров, какую он напраслину на нас возводит, — улыбается Бондаренко.

— Какая же тут напраслина? — все еще продолжая смеяться, говорит Емлютин. — Еду к Алексею Дмитриевичу. И ведь не просто еду — по его приглашению, с его связным, с товарищем Антоном. И вдруг заставы, свист, пароли, всякие арифметические упражнения.

— Да, эта бондаренковская арифметика нам известна, — замечаю я.

— Что вы говорите? Неужто известна? — насмешливо перебивает Емлютин. — Нет, уж не прибедняйтесь, Сабуров. Едем с Бондаренко к вам. Надеюсь, теперь-то уже все пойдет гладко. Не тут-то было! Черт знает откуда вылезают заставы. Какой-то парень — ну до чего же строг! — пароль требует у Бондаренко, хотя тут же именует его по имени и отчеству.