За гранью возможного. Военная разведка России на Дальнем Востоке. 1918-1945 гг. - [14]

Однажды Ощепковых посетил чиновник полиции, который занимался иностранцами, прибывавшими на работу в Японию. Василий узнал в незваном госте переводчика Сибу, с которым познакомился еще во Владивостоке, когда этот город в 1920–1922 года был оккупирован японскими войсками. Сиба прекрасно владел русским языком, который, по всей вероятности, изучил в той же семинарии при Русской духовной миссии, которую в 1914 году окончил Ощепков.

Неожиданный визит Сибы обрадовал Василия, который понимал, что японец не случайно посетил его. Регулярные официальные визиты Сиба продолжались несколько недель. Постепенно отношения между японцем и гостеприимной русской семьей переросли в дружеские беседы, которые проходили за столом, на котором всегда был вкусный обед и теплое саке.

Полицейский, несмотря на гостеприимство русских, тем не менее не забывал о своих строгих обязанностях. Наблюдение за Ощепковым продолжалось.

В конце февраля 1925 года Ощепков был вынужден выехать в Харбин для встречи с представителем разведотдела. Поездку в Харбин Ощепков объяснил Сибе необходимостью уточнения контракта с владельцем фирмы «Алексеев и К°» о поставках фильмов в Японию.

Когда Ощепков возвратился из Харбина, его опять посетил Сиба. Как всегда, Мария накрыла стол и предложила мужчинам обед. Было и горячее саке, которое Сиба не отказывался употреблять. Во время обеда полицейский поинтересовался политическими взглядами Ощепкова и его партийной принадлежностью.

На серьезный вопрос полицейского Василий Ощепков ответил шуткой:

— Я — коммерсант. Поэтому моя партия — «Деньгиденьги». Сокращенно эту партию можно назвать «Дэ-Дэ»!

Сиба с удивлением посмотрел на собеседника и спросил:

— Что же это за партия?

Ощепков, улыбаясь, ответил:

— Эту партию признают все и всюду…

Сиба рассмеялся. Он не ожидал такого ответа, и, видимо, ему очень понравилось такое остроумное сокращение и название партии. Немного подумав, медленно, растягивая каждое слово, Сиба сказал:

Впервые слышу о такой партии. Между нами говоря, мы получили из Шанхая от нашего агента донесение, в котором говорилось о том, с пароходом «Шанхай-мару» в Кобэ выехал русский под фамилией «Д. Д.». По профессии — кинематографист. Этот русский передал послу Карахану доклад о Сахалине. Так как на борту этого парохода прибыл ты и ты был среди пассажиров только один с кинофильмами, то полиция решила, что «Д. Д.» не кто иной, как ты. Мне было поручено наблюдать за тобой, Ощепков-сан…

Завершая свое откровение, Сиба, выпив очередную чашечку саке, сказал:

— Теперь мне понятно, что это было недоразумением…

Ощепков поблагодарил своего собеседника за доверие.

Затем пояснил:

— До выезда из Шанхая я жил в пансионате бывшего русского офицера. В общем зале, где обедали разные постояльцы пансионата, меня расспрашивали о Сахалине. О нем в Китае мало кто знает. Кстати, там же мне задавали вопрос и о том, к какой политической партии я принадлежу. Я рассказывал о своей партии «Дэ־Дэ» и призывал всех признавать ее устав…

Сиба остался доволен обедом, сакэ и интересным разговором. Прощаясь, он сказал:

— Сообщу о недоразумении с тобой своему начальству. — И пообещал: — Буду ходатайствовать о снятии за тобой наблюдения…

Ощепков еще раз поблагодарил полицейского за заботу и сказал, что такое наблюдение могло бы подорвать его кинематографическую карьеру, что неизбежно уменьшило бы его доходы и возможности беседовать за обеденным столом с таким интересным человеком…

Сообщение полицейского произвело на Ощепкова удручающее впечатление. Он еще не провел в Кобэ ни одной разведывательной операции, а полицейские предполагали, что он секретный сотрудник русской разведки, и установили усиленное наблюдение. Неминуемый провал был близок. Разведчика спасли осторожность, наблюдательность и умение находить общий язык даже с теми, кто по роду своей службы был обязан фиксировать каждый его шаг. Возможно, помог ему и счастливый случай. На месте Сибы, которого он хорошо знал, мог оказаться другой полицейский…

По тайному каналу связи Ощепков сообщил в разведотдел о беседе с Сибой, высказал предположение о том, что, возможно, в советском посольстве в Китае действует тайный японский агент, и попросил заменить ему псевдоним. «Аркадий» сообщил Ощепкову, что его новый псевдоним — «Черный монах».

Сиба слово сдержал. Ощепков почувствовал, что наблюдение за ним было если не снято, то значительно ослаблено. В том, что оно существует, он не сомневался, потому что японцы никогда не доверяли иностранцам. Особенно русским, англичанам и американцам.

Настало время выполнять разведывательное задание.

Глава седьмая ВОЗВРАЩЕНИЕ «ЧЕРНОГО МОНАХА»

Ни у одного разведчика нет гарантий, способных защитить его от поражения в единоборстве с контрразведкой противника. Поражение — это провал, критический момент в работе любого разведчика.

Василий Ощепков, который не проходил подготовку в специальной разведывательной школе, хорошо понимал, что он должен и не должен делать, чтобы не оказаться в руках японской контрразведки. Судя по сохранившимся отчетам о работе, он был предельно осторожен, внимателен и предусмотрителен. Замечание «Аркадия» о присущей ему небрежности Ощепков воспринял правильно и устранил этот недостаток. Свой тайный бой в Японии он вел по строгим правилам: каждый шаг вперед был просчитан, каждое возможное противодействие контрразведки предусмотрено, и продуман план действий в случае возникновения опасной ситуации. Мастер дзюдо был нацелен на победу. Наградой в ней была не громкая слава, а нечто большее — осознанная причастность к важному делу, которое он понимал и душой, и сердцем. Защита интересов России была для него святым делом. Сын каторжанки, Ощепков любил Россию не меньше, а возможно, больше, чем отпрыск любого высокопоставленного вельможи.