За далью непогоды - [97]
«Ага! Ты его из железобетона слепишь… — невесело пошутил Коростылев. — Не возражаю. Но он, — кивнул на Силина, — швеллеров не дает. И не даст!..»
Василий Иванович на слове «не даст» заметно повысил голос, желая вывести и Силина, и Дрыля из того благодушно-безответственного состояния, в каком они, на его взгляд, находились. Будто не понимая этого, Дрыль простодушно сказал:
«Железо ценное, зачем его губить?! Мы ледяной мост сделаем — и дешево, и сердито…»
Коростылев, не в силах больше сердиться на них, наверняка сговорившихся, почесал затылок. Задал-таки задачу Дрыль! И вроде просто все: воткнул деревянные распорки, облил каркас водой — мост готов…
Поняв коростылевское затруднение и не мешая думать ему, Гаврила Пантелеймонович подмигнул Дрылю: дескать, как мы его?! И засмеялся, тихонько приговаривая:
«Тебе, Дрыль, не иначе, как в сберкассе работать надо».
«Почему?» — переспросил тот, сам ожидая какого-нибудь подвоха.
«А у них на плакатах всегда пишут: надежно, выгодно, удобно…»
«Пойди проверь только! — подхватил Коростылев. — Ну, допустим, зальем мы каркас водой, нарастим лед… Ладно! А где гарантия прочности?..»
«Крепко! Какие ж еще гарантии? — Дрыль недоуменно развел руками. — Лед толщиной в четверть свободно держит лошадь с санями. По полуметровому льду, помню, у нас полуторки через речку, как по асфальту, ходили. Так неужели на «МАЗ» метра будет мало?»
«Тебе что… А я, — Коростылев выразительно вздохнул, — головой отвечать должен».
«Зачем же так, Василь Иваныч? — Дрыль покраснел от обиды и оттого, что приходилось возражать своему начальнику, которого, однако, уважал, и сильно, — Вы тут почти и ни при чем… — сказал он. — А за то, что делаю, я сам отвечаю…»
Прикинув наскоро примерно прочность ледяного моста, Коростылев в конце концов согласился с Дрылем, да и с Силиным, который бурчал ему на ухо, пока Вася считал:
«А я и без арифметики твоей знаю, что метровая «дура» танк выдержит, не то что…»
Готовый мост приехал проверять и принимать Басов.
День, хотя и по зиме, стоял светлый, тихий. Морозным паром клубился растревоженный Сиговый ручей. Иней сизыми полосками оседал на складках тулупов, по плечам, красил белесой краской бороды, брови мужиков. На намороженных в два обхвата сваях, похожих на мраморные колонны, трещин не было, и тонкие, почти спичечные конструкции опор нигде не просвечивали сквозь мясистую ледяную толщу, — не знать о них, так и не догадаешься. Монолитная ледяная арка, казалось, вросла в берега еще в прошлом веке.
«Как говорится, бог не выдаст, свинья не съест!..» — сказал Гаврила Пантелеймонович и поднял руки. Увидав сигнал, экскаваторщик привстал за рычагами тяжелого экскаватора. И далее, как бы доверяясь плавным движениям силинских ладоней, неразворотливая на ходу пятикубовая машина шла на зов его рук. Сохраняя дистанцию и отступая шаг за шагом, Силин манил экскаватор за собой, но и сам, да и все, кто стоял вокруг, всматривался под траки экскаваторных гусениц, слегка обкрашивавших лед. Слышно было, как ледяная корка похрустывала; экскаваторщик, работавший на морозе с открытой дверцей, вспотел от напряжения, но мост выдержал. Никто, однако, не ступил на него, прежде чем Гаврила Пантелеймонович не поднял руки крест-накрест. Дрожащими пальцами он вынул из мятой пачки «беломорину», прикурил у кого-то из плотников, пошел назад, сбивая носком сапога мелкое крошево, а навстречу Басов — смеется, качает головой.
«Умельцы, — говорит, — молодцы! А Дрыль-то где?!» — и поискал его глазами.
«А? Что?! — раздался откуда-то снизу простуженный, с кашлем, голос. — Да я счас…»
В шапке, густо опушенной инеем, бледный и растерянно-растрепанный, но с довольной улыбкой, Дрыль неловко вылезал из-под моста, и кто-то из мужиков его бригады уже протянул руку, торопился вытянуть его наверх.
Басов изменился в лице, потемнел. А Дрыль, спеша предупредить его вопрос, простецки врал, только сейчас сообразив, что давеча надо было ему промолчать:
«Я там это… того… штуку одну… Ага!.. Но холод зверский!» Он не заметил, как выругался.
«Тебе кто позволил?.. Ты что там делал? — Басов, забыв о сдержанности, кричал на Дрыля. Вообще, кажется, он кричал первый раз, но никто не удивлялся этому. — Под мост додумался, а?! Немедленно вон! С работы, из Барахсана, куда хочешь…»
«Да я…»
«Что «я»?! Жить надоело?..»
«А он там гарантию искал!» — крикнул кто-то.
«Какую еще гарантию?! Вы что, с ума посходили?!» — Никита взвинтил голос.
«Да потерял тут у нас один…» — усмехнулись из плотников, остальные поддержали недружным смехом.
«Дрыль?!» — спросил Басов строго, но уже спокойно.
А тот отвел глаза.
«Я… — сказал он, переминаясь. — Ну, если б что, тогда б и спроса ни с кого не было…»
Тут, правда, Коростылев все взял на себя, да и Гаврила Пантелеймонович ему помог, — в общем все орехи на них посыпались. А Дрылю что?. Ему сотня из фонда премирования отвалилась. Получив ее, он попросил Басова:
«Вы, Никита Леонтьевич, напишите на бумажке, что, мол, это Дрылю Лексей Лексеичу за ледяной мост на Сиговом награда…»
«Зачем же на деньгах?» — уже отойдя сердцем, удивился Никита.
«Э-э, не в деньгах счастье! — слукавил Дрыль. — Я эту память в рамке на стенку повешу…»
В эту книгу писателя Вячеслава Горбачева вошли его повести, посвященные молодежи. В какие бы трудные ситуации ни попадали герои книги, им присущи принципиальность, светлая вера в людей, в товарищество, в правду. Молодым людям, будь то Сергей Горобец и Алик Синько из повести «Испытание на молодость» или Любка — еще подросток — из повести, давшей название сборнику, не просто и не легко живется на земле, потому что жизнь для них только начинается, и начало это ознаменовано их первыми самостоятельными решениями, выбором между малодушием и стойкостью, между бесчестием и честью. Доверительный разговор автора с читателем, точность и ненавязчивость психологических решений позволяют писателю создать интересные, запоминающиеся образы.
Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.
«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».
В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.