За далью непогоды - [72]

Опорожнив одну кружку, Бородулин кивнул, чтобы Червоненко налил еще, — тот исполнил, — а сам кротко посмотрел на говорунов.

— И вы пейте, пейте!.. Чайком полезно побаловаться, — сказал это с намеком в голосе и опять замолчал.

Снегирев уловил за этой безобидной фразой нечто большее. Ему, комиссару, нечего было сказать ребятам, нечего предложить им, а Бородулин смутно, расплывчато, но уже обещал что-то. И Виктор вспылил:

— Слышал, как народ высказался? Сусаниным обозвали!..

— Остряки!.. — равнодушно вроде, но и тут с намеком на одного больно уж задиристого шофера сказал Бородулин. И вздохнул: — Не по Сеньке шапка.

— А чего ж ты тогда собрал нас, чего маринуешь?! — сразу взвинтился вечно визгливый Остряков, замыкающий колонну.

Бородулин чуть повел бровью в его сторону:

— Надо же вам силы собрать! Впереди час трудный…

— Час?! — Снегирев был готов задохнуться от такой наглости. — Час!.. Да нам суток не хватит, чтобы вывернуться…

Бородулин отставил кружку, поковырял спичкой в зубах, закурил. Все наконец замолчали, никто не решался лезть на него первым задираться. Поди-ка, что у него на уме!..

— Ну-у?! — Бородулин полуобернулся, чтобы взглянуть: никто там не затевает ничего? — Раз народ не скулит, значит, ждет команды…

— Народ безмолвствует! — с учтивым актерским превосходством заметил Червоненко.

Бородулин секанул по нему взглядом, и тот сразу шмыгнул куда-то, растаял, растворился, хотя и деться-то было некуда.

— Кто, — властно спросил Бородулин, — рыбаки? Есть такие?!

— Да есть, — робко отозвались двое или трое, — а что?

— На Енисей ходили?! Ходили… Ну-ка, вспомните, какой у Анивы правый берег?.. Кручи, террасы, обрывы. Так?! Кто с ночевкой ходил, почему останавливались на левом, на песочке-бережочке?..

Это правда, крут и обрывист правый берег по всему течению, от Порога до устья. Не одни рыбаки видели, стоило только напомнить! В Барахсан пополнение прибывало в основном летом, и от устья до поселка поднимались на баржах, так что на берега насмотрелись… И рыбаки любили эти знакомые, облюбованные глазом места. Обычно они собирались обозами по три-четыре лодки, спускались по Аниве ниже Сигового ручья, а когда выпадало подряд несколько выходных дней, ходили и до самого устья, на Енисей. Тут теплоходы гудели до ледостава, чаще встречались и по берегам люди. От таких встреч — с долгими разговорами у костра, с наваристой рыбацкой ухой, с глотком чистого спирта — пропадало ощущение одиночества и оторванности Барахсана от большого мира. Хватало всем и рыбы, и места, хотя десятки костров горели по ночам на левобережье Анивы. Кипела в котелках и ведрах уха, орали бессонные транзисторы, и тоненько, отрывисто раззванивали колокольчики на донках. Левый берег приветлив. Тут к любому мысочку причалишь, встречались и пологие отмели, кое-где с песочком, а главное, что левый берег покрыт непроглядными чащами тальника, который шел на костры. Правый буйно зарастал в лето травами и красновато-зеленым мхом. Со стороны красиво, а подойдешь на лодке — пристать негде: камень на камне, и ловить там можно было только с борта. В омутах под скалами стояли жирные таймени, попадались среди них и такие, что срывали лодку вместе с пудовым якорем, и приходилось обрубать снасть, чтобы не перевернуться, если таймень затаскивал в улова́ — глубокие крутящиеся воронки…

Приятно вспомнить зимой о рыбалке, но к чему сейчас это?!

— А к тому, — объясняет Бородулин, — чтоб вы не гудели. Правый берег весь такой, начиная от Сигового… Если бы мы обождали дома недельки две, могли сразу спуститься на лед по Сиговому, а потом газовать до устья. Но тундра промерзает раньше — вот и понадеялись выиграть время, да еще по прямой, будь она неладна! Меряли километрами, а тундра свою мерку знает — днями. По прямой до устья сотня с гаком — это пять или шесть дней пути, а тут за два дня остаток прочешем. Потому и повернул я на Аниву… И, думаю, правильно!..

— Нет! — после паузы ответил за всех Снегирев. — От Порога до Сигового Анива никогда не замерзает из-за бурунов. И по Сиговому ты не спустишься, не поднимешься. Профиль не тот.

— Вы бы сперва между собой сговорились, уважаемые хорошие! — съязвил Остряков. — А после бы и народ баламутили!

— Заткнись… — лениво осадил его Бородулин и объяснил Снегиреву: — Сиговый под Барахсаном промерзает, слабовато, правда. Если подсказать Басову, они там утрамбуют русло снегом или наморозят лед. Вот тебе и въезд и выезд на трассу…

— А ты уверен, что тут нас Анива выдержит?

— Тут-то да при таких морозах?! — хмыкнул Бородулин.

— Я лед не пробовал… — нахмурился Виктор.

— Дак иди проруби. Дайте ему пешню!

Снегирев покраснел.

— Я прорублю, — примирительно сказал он, — а вот как ты спустишься?

— Просто!

— Шею не сломишь?!

— Не сломлю и вам никому не позволю… — И Бородулин, теперь в самом деле злой, встал, расправил плечи, потянулся. — Ну, братва, пошли прыгать! Назад все равно ходу нет…

Толя Червоненко подскочил к нему с нагретым возле печи полушубком, поинтересовался:

— Командир, высота метров шесть. Парашюты будут?!

— А как же, вот они! — Бородулин треснул его по заднице. И уже серьезно: — Дело добровольное. Все машины могу спустить сам. Никого не принуждаю…