Юность Добровольчества - [89]

Каждый день Врангель объезжал полки и эскадроны, лично осматривал позиции и изучал местность.

– Где это видано, чтобы генерал, командир дивизии сам производил разведку! – делился своим удивлением с Вигелем знакомый казак.

Такое не видано было в обычной войне. Но разве обычной была война, которую приходилось вести? Николай вспоминал, как во дни Ледяного похода в самые сложные моменты генерал Корнилов, Главнокомандующий, лично вёл в атаку Добровольцев. Что-то было в этом от древних, рыцарских, из истории известных славных битв, в которых верховные вожди (и сами короли) шли впереди своего воинства. А барон Врангель с его внешностью скандинавского рыцаря как нельзя больше соответствовал этому образу.

Много новшеств завёл генерал, возглавив дивизию. Регулярными стали совещания с молодыми офицерами. При большой доблести многим из них не хватало опыта. После каждой операции Пётр Николаевич собирал их у себя, подробно разбирал действия, указывал ошибки, но в то же время со вниманием выслушивал мнения своих подчинённых, обсуждал их предложения, соглашался с некоторыми из них. Это была серьёзная наука для молодых командиров. Вигель часто бывал на таких совещаниях. Личность Врангеля всё более импонировала ему. Спокойная уверенность в себе, лишённая мелочного самолюбия, решимость и рассудительность в действиях, благородство – всё это привлекало к генералу. И некоторые офицеры уже с гордостью именовали себя – Врангелевцами. Строгий и требовательный военачальник, гвардейский офицер, аристократ до мозга костей, он отличался ко всему прочему истинным либерализмом. Не политическим, разрушительным и порождающим анархию, а внутренним: терпимостью к чужому мнению, умением слушать и слышать людей, даже если они были много младше чином. При этом к нарушениям дисциплины генерал был нетерпим. Он пресекал на корню бесчинства в отношении населения, к которому склонны были отдельные командиры. Грабежи и мародёрства были запрещены под угрозой расстрела. Не допускал Врангель и бессудных расправ над пленными, во всём стараясь соблюдать законность.

Последнее – ох, как непросто было! По мере продвижения армии и занятия новых пространств, становились известны чудовищные факты большевистского террора. Расправы были массовыми и принимали зачастую изуверский характер: людей живыми сжигали в топках заводов, поездов, пароходов, четвертовали, сдирали кожу, вдоволь наизмывавшись, топили, сбрасывая с палуб кораблей, травили голодными свиньями, расстреливали подростков, стариков и женщин, глумились над трупами, запрещали родственникам убирать их с улиц под угрозой расстрела, раненых офицеров добивали даже большевистские «сёстры милосердия»… После освобождения Таганрогского округа тела бесчисленного множества убитых были вырыты из братских могил, дабы составить акт и похоронить их по-христиански. Большинство трупов были обезображены до неузнаваемости, обезумевшие от горя родственники пытались найти своих мертвецов. Видавшие виды доктора и следователи не могли сдержать ужаса. В Таганроге же в доменной печи металлургического завода были сожжены заживо пятьдесят юнкеров и офицеров. В Новочеркасске и Ростове офицерам рубили головы. В Севастополе в феврале убили до двух тысяч человек… В Евпатории офицеров со связанными руками выстроили на борту и сбросили в море. С берега эту расправу видели родные убитых, их жёны и дети. Такой участи чудом избежал генерал Врангель.

Не было такой средневековой пытки, которую не возродили бы большевики. Зверства эти не укладывались в сознании. И тем труднее было требовать от Добровольцев, чтобы они сохраняли чистоту риз, чтобы они не отвечали бессудной жестокостью, опьянев от горького пойла мести, которой требовали их сердца. Лишь редкая железная рука могла удерживать неизбежно нарастающее ожесточение и распущенность. Генерал Врангель обладал именно такой рукой.

Город за городом занимали Добровольцы. В конце октября первая Конная разгромила армавирскую группу красных товарища «Демоса», взяв три тысячи пленных. А уже через месяц бои шли на окраинах Ставрополя…

Положение под Ставрополем было тяжёлым. Дивизия несла большие потери. Боеприпасов не хватало, поэтому о пешей атаке думать не приходилось, кавалерийская же атака на укреплённый город была бессмысленной. Дождавшись ночи, Врангель сосредоточил в лесу четыре полка. На рассвете, едва только красные двинулись на север, он стремительным маневром обрушился на них, охватив одновременно с фланга и тыла. На плечах красных генерал Бабиев ворвался в предместье города. Подлинный казачий герой, красавец, Николай Гаврилович показывал чудеса храбрости и был душой любого дела. Закончив Великую войну в чине есаула и будучи награждён за доблесть Георгиевским крестом, он, возвращаясь домой, был остановлен и жестоко искалечен красными. Лишившись правой руки, Бабиев научился лихо рубить врагов левой, держа поводья лошади зубами. Его стремительные марши и молниеносные атаки становились легендами.

Следом за Николаем Гавриловичем во главе резервного эскадрона в предместье вошёл и Врангель. Здесь разразился кровопролитный и яростный бой. Большевики укрепились в стенах старинного монастыря, осыпая огнём белые части, среди которых особенно страдали Корниловцы. Выхватив шашку, Пётр Николаевич лично повёл сотни в атаку. С громогласным «ура» пронёсшись под пулями, они смяли противника и прорвались к монастырю. Большевики, отстреливаясь, бежали. Падали раненые и убитые люди, бились в агонии лошади, бились пули о древние стены, оставляя на них отметины. Кое-где схватка перешла врукопашную.