Юлий Цезарь - [58]

Выступление Помпея против Цезаря

Но еще важнее этого голосования были декларации Помпея. Он не только объявил, что если нельзя до ближайшего марта обсуждать вопрос касательно провинций, занятых Цезарем, то, напротив, можно и должно сделать это после 1 марта; и что если Цезарь заставит трибунов воспользоваться своим veto, то его следует рассматривать как бунтовщика. Один из сенаторов, ободренный этим заявлением, спросил у него, что он сделает, если Цезарь захочет сохранить командование армией. И получил ответ: «Что я стал бы делать, если бы мой сын дал мне пощечину?»[414] Он впервые так ясно заявил, что порывает с Цезарем. Поворот Помпея к консервативным идеям произошел быстро, и большой успех «De Republica», бывший литературным событием года, может быть, способствовал этому. Так как все зачитывались этой книгой, то было очевидно, что Италия ждет знаменитого, умного и аристократического спасителя. Кто другой, кроме него, Помпея, спасшего в прошлом году республику, мог быть человеком, возвещенным Цицероном и желаемым всеми?

Парфянская опасность

Цезарь оканчивал тогда свою последнюю кампанию в Галлии, но Рим вскоре был обеспокоен дурными известиями с Востока, принесенными письмами Кассия и Дейотара. Оба они извещали, что парфяне со значительными силами перешли Евфрат. Скептики не хотели верить этому и говорили, что Кассий выдумал это нашествие, чтобы свалить на парфян совершенные им самим грабежи. Но письмо Дейотара не могло оставить никакого сомнения.[415] Общество, как обычно, взволновалось и потребовало тотчас принятия энергичных мер. Одни предлагали послать на Восток Помпея, другие — Цезаря; оба консула боялись, как бы сенат, чтобы не посылать ни Цезаря, ни Помпея, не поручил одному из них эту войну, руководить которой не хотел ни Марцелл, ни старый сутяга Сервий: со времен смерти Красса парфяне внушали большой ужас властителям мира. Консулы начали откладывать заседания сената, препятствуя таким образом всякому обсуждению, тогда как все в Риме думали, что угрожает ужасная война.[416] Особенно были обеспокоены друзья Цицерона: что случится с великим писателем, который с небольшим числом солдат был назначен правителем провинции, захваченной такими страшными врагами?

Путешествие Цицерона

И действительно, начало управления было малоприятно для Цицерона. Во время своего путешествия, когда он проезжал через Самос, депутация италийских откупщиков, живших в провинции, явилась к нему с приветствиями и просила сохранить в своем эдикте некоторые распоряжения его предшественника.[417] Высадившись в провинции, он остановился на некоторое время в Лаодикее для наблюдения за правильным обменом на местную монету сумм, привезенных им из Италии.[418] Среди этих забот он скоро пришел в ужас от царившего в войсках беспорядка. Армия, которая должна была служить для защиты провинции от парфян, была раздроблена на мелкие отряды для службы у италийских ростовщиков, опустошавших провинцию и пользовавшихся солдатами, чтобы силой собирать деньги со своих упрямых должников. При этом рассеянии армии пропали три когорты, и никто не знал, что с ними случилось.[419] Можно себе представить, какое действие произвело на Цицерона известие, что в августе враги перешли Евфрат со значительными силами. Он думал сперва, что его сирийский товарищ сумеет отразить парфян, но узнав, что Бибул еще не прибыл в Сирию, написал сенату слезливое письмо с просьбой о помощи: провинции и их доходы находятся в опасности; нужно послать ему италийских солдат, потому что азиатские рекруты ничего не стоят и неблагоразумно было бы доверяться союзникам, тяготившимся дурным римским управлением.[420]

Цицерон — «император»

Однако (и это было доказательством его гражданского усердия, так же как и его ловкости) он сделал со своей стороны все, что мог: собрал немного бывших у него солдат и двинулся с ними на защиту дороги из Каппадокии на случай, если парфяне решатся вторгнуться в провинцию — Азию. Границу Киликии со стороны Сирии действительно было легко защитить с небольшим войском. Узнав вскоре, что парфяне вторглись в Сирию и двинулись к Антиохии, он быстро перешел на эту границу, 5 октября прибыл в Таре, откуда направился к горной цепи Амана. Но, получив около 10 октября известие, что Кассий разбил парфян под Антиохией и что враг отступил, Цицерон, подумав немного о своем кошельке и о кошельках своих солдат, предпринял экспедицию против варварских племен, живших разбоем в горах Амана. По совету своего брата и Промптина, он дал небольшое сражение, осадил город Пинденисс и получил от своих солдат титул императора. Он захватил рабов и лошадей, продал захваченных рабов и разделил вырученные деньги между солдатами. Потом удовлетворенный тем, что и он за два месяца стал генералом, возвратился в свою провинцию.[421]

Письмо Цицерона с просьбой о помощи и письмо Кассия с известием о победе прибыли в Рим одновременно и были прочитаны в сенате на одном и том же заседании в конце ноября.[422] Одно письмо сгладило впечатление, произведенное другим. Решили, что страшный враг побежден, и никто в Риме не думал о нем более.