ЮбРуб - [11]

Шрифт
Интервал

Напротив Михаила стоял «аквамен» с перекошенным от злости лицом и всклокоченными волосами, а за ним в коридоре маячили фигуры, плохо различимые при скудном освещении. Одна напоминала субтильного велосипедиста, вторая — хмурого очкарика, преследовавшего его утром в парке. Стоял и ещё кто-то — высокий, словно баскетболист, и опасно широкий в плечах.

— Ну что, паскуда, рубль гони! — выцедил лидер визитёров. — Первый раз по-хорошему просим.

— А хрен вам, суки! — взвизгнул Руднев, подивился пробудившейся смелости, отродясь его не отличавшей, и проворно захлопнул дверь, крепко саданув ей «искателя сокровищ» по вытянувшейся физиономии.

Тот приглушённо взвыл. Дверное полотно моментально прогнулось от удара, за которым последовали ещё и ещё.

«Долго не выдержит. Стопудово на такой штурм не рассчитана», — печально констатировал Михаил и бросился к окну, не различая, что долбит по ушам сильнее — кулаки грабителей или пульсирующая в голове кровь.

Он распахнул створку, впуская в номер ледяной влажный воздух — лютовал норд-ост, разбрасывающий горстями мерзопакостный косой дождь.

Разглядывая накануне пейзаж сквозь стекло, Михаил приметил, что где-то в метре от его окна почти до первого этажа спускается пожарная лестница — смонтированная, видимо, ещё в советские времена. Он даже нафантазировал, как доблестно спасается по ней после пробуждения в клубящемся из-под двери дыму.

Казавшиеся глупыми мысли предстояло воплотить в жизнь.

Руднев был готов — слишком многое стояло на кону, а потерять сверхрубль… Он даже думать об этом не хотел!

Раздался громкий, похожий на выстрел треск. Доску похлипче проломил особенно мускулистый и рьяный налётчик. Медлить дольше было опасно, и Михаил, перекрестившись, встал в оконном проёме в полный рост, преодолевая напор бешеного ветра, примерился и оттолкнулся ногами.

Пальцы скользнули по мокрому металлу, мизинец на левой руке премерзко хрустнул, размозжившись о перекладину, запястье пронзила резкая боль. Ладони всё же обхватили лестницу — скорее инстинктивно, чем по расчёту. Руднев вскрикнул от радости, что прыжок удался, однако эйфория быстро развеялась — дьявольски болела кисть, на которую он боялся даже посмотреть, да и времени на эмоции не осталось — надо было действовать. И без промедления!

Переставляя ноги и перебирая руками, щадя искрящуюся импульсами рези левую, он пополз вниз по лестнице. Определившись с принципом движения, попробовал ускориться. Взгляд всё же упал на покалеченную ладонь — не оценить масштабы ущерба казалось малодушием, особенно когда привычный мир повис на волоске.

И здесь Руднева заколотило сильнее, чем от пронизывающего ветра («Бора, южане называют его бора!» — вспомнил случайно) и даже от потрясения от разбойничьего вторжения. Палец был сломан, причём максимально неудачно — открытым переломом. Но из разорванных тканей торчал не окровавленный осколок кости, а нечто тёмное и, кажется, металлическое. Похожее на прут кладбищенской оградки.

«Что за хрень!» — возмутился-ужаснулся Михаил и поднёс руку ближе к глазам, балансируя в схватке с воздушным потоком и чувствуя накатывающую тошноту.

Из-под разошедшейся между второй и третьей фалангами кожи торчало нечто вроде крючка из меди и по бугристой поверхности «костезаменителя» ползли то ли буквы, то ли цифры…

Время застыло.

— Эй, вон он, сучара! Вниз ползёт, гадёныш! — раздался крик, и минуты вернулись к привычному ходу. — Очкастый, ты давай скачи за ним, ты цепкий, а мы по-стариковски, по ступенечкам. Никуда мразина не денется!

Передёрнувшись, Михаил набрал темп. Секунду спустя лестница под ним всколыхнулась — на неё сиганул преследователь. Раненая рука слушалась скверно, в ней совсем не осталось лёгкости, и она больше мешала, чем помогала. Хорошо, ступеньки завершались — правда, высоко, на смыкании первого и второго этажей. Сверху это расстояние казалось меньше и безопаснее.

Руднев дополз до предпоследней перекладины, попробовал удержаться одной рукой, чтобы повиснуть, сократив расстояние до земли, но пальцы скользнули по влажному железу, ноги безуспешно попытались найти точку опоры, и Михаил со всей безрадостной очевидностью осознал, что падает.

Он рухнул на асфальт — неудачно, так и не успев сгруппироваться. Позвоночник взвыл от удара, в лодыжке тошнотворно щёлкнуло, будто в лесу турист переломил сухую коряжку для будущего костра. Боль переполнила тело. Не осталось сил даже как следует выматериться.

Но Руднев и не думал сдаваться — сверхрублёвое приключение пробудило дремавшего в нём долгие годы борца, и этот воспрявший внутренний бунтарь приказал мямле внутри посторониться и взял управление организмом в свои уверенные руки.

Не обращая внимания на боль и отказывающуюся сгибаться-разгибаться ногу, Михаил заковылял в сторону моря, ускоряясь с каждым шагом.

Через десять секунд он побежал. Бег притупил всплески боли, но их заместило другое — диковинное и пугающее — чувство. В животе Руднева взвился колючими искрами невидимый огонёк, и побеги тепла потянулись по телу, словно упомянутый турист развёл-таки костёр внутри желудка и голодные языки пламени ринулись захватывать плоть.