— Эти раритетные! Времён ещё Николая I. Потому две тысячи за штуку, дешевле не уступлю, можете не уговаривать. Советские юбилейные почти все по шестьсот, за редким исключением. А десятки эти современные стальные, с латунным покрытием, беспонтовенькие, вообще за полтинник отдам. Там и Анапа, между прочим, есть в городах воинской славы. Берите, увезёте на память! — скороговоркой выстреливал худенький мужичок, упакованный в тёмный и плотный утеплённый костюм для подводного плавания.
На мокром песке перед ним лежал коричневый чемоданчик. На его корпусе в лучах робкого весеннего солнца посвёркивали аккуратно разложенные монеты, цепочки, крестики, брошки и браслетики. Неподалёку грелся металлоискатель, с которого стекали капли воды — «аквамен» только что проворно вышел из моря, завидев потенциального покупателя.
— А как они сохранились в таком приличном состоянии? Морская вода — она же вроде коррозии, всё разъедает, — усомнился Михаил. — Я пару лет назад у вас в разгар сезона отдыхал, так у меня за две недели пряжка на ремне окислилась и потемнела. И это потому, что я на влажные плавки брюки в первый день сдуру напялил.
— Не хотите — не верьте, — насупился кладоискатель. — Дело ваше. А суть, знаете, в чём? В примете о монетке на счастье. Типа, бросить её в море, чтобы вернуться. На дне её со всех сторон песчинки облепляют, и образуется что-то вроде защитной оболочки — для морской воды непроницаемой! И лежит себе денежка, словно в коконе, пока я её не найду. Ну, или кто-нибудь ещё. Нас таких тут хватает.
Он провёл рукой в сторону, и Руднев действительно заприметил метрах в двухстах ещё одного чудака в гидрокостюме, шарящего в воде металлическим щупом.
— А дорого так почему?
— Дорого?! Да вы что? У меня цены самые демократичные. Вы у любого нумизмата номиналом поинтересуйтесь и сравните, а потом обвинениями бросайтесь! Но у меня-то, в отличие от них, товар непростой, с эксклюзивным бонусом, так сказать. Монеты эти, морем заряженные, деньги приманивают. Примеров масса!
— А что ж вы сами, раз они такие чудодейственные, в ледяной воде часами туда-сюда шарахаетесь? Сидели бы дома, купюры считали, со стола в комод пачки денежные перекладывали.
— Зря вы так, — нахмурил лоб дядька. — Я больной человек, инвалид. У меня пенсия мизерная. Потому, как вы выразились, и шарахаюсь с металлоискателем, и торгую, чтобы внукам на фрукты копейку наскрести. Хотя по образованию инженер-металлург! А магия монеток этих на меня не действует, увы. Я, считайте, посредник: нашёл — продал — осчастливил, а сам с фигой в кармане и железякой тяжеленной на горбу остался.
Михаилу стало стыдно. Но ненадолго. Он вообще не привык париться по пустякам. Однако слова о сверхъестественных свойствах морских монет упали в плодородную почву.
Больше всего в жизни Руднев любил деньги. Их ему всегда недоставало. Ещё пацанёнком собирал найденную на улице мелочь в трёхлитровую банку. Выброшенные бутылки и майонезные банки не смущаясь доставал из урн и сдавал в пункт приёма стеклотары. Без зазрения совести загонял одноклассникам привезённую из-за границы дядькой-военнослужащим дефицитную жвачку с вкладышами. Втридорога, по спекулятивной цене.
После школы Миша с лёгкостью поступил на экономфак, который окончил с отличием, поработал по году-полтора в негосударственных банках, набираясь опыта, а затем устроился в финуправление мэрии родного кубанского Славянска и безупречно оттрубил пару лет, пройдя путь от ведущего специалиста до начальника отдела. Был поощрён губернаторской грамотой, замечен сверху и приглашён на собеседование в Краснодар. В итоге Руднев прочно осел на серьёзной должности в краевом минфине.
Зарплату назначили не бог весть какую — всегда хочется большего! — зато стабильную. Поскольку семьи не было даже в проекте, вечерами хватало времени на калымы. Михаил тайком от коллег — особенно из отдела кадров, с волчьей яростью впивающихся в каждую строчку ежегодной налоговой декларации, везде ищущих подвохи и признаки коррупции, — вёл бухгалтерию нескольких некрупных фирм, специализирующихся на турпутёвках и продаже «вторички» и экономящих на штатной единице.
Но главное — через него ежедневно и ежечасно проходили потоки огромных, невероятных, непостижимых перечислений, которые он лёгким росчерком ручки отправлял в странствие, ставя подпись на очередном документе. Да, он не стискивал тяжёлые пачки пятитысячных банкнот, не вдыхал их специфический, слегка пьянящий, скупой типографский запах, но, глядя на рассевшиеся по клеточкам таблиц и диаграмм цифры и соседствующие с ними волнующие сокращения «тыс. руб.», «млн руб.» и особенно «млрд руб.», ощущал будоражащую, почти первобытную мощь денег с азартом гончей, которая взяла след петляющего по лесу зайца.
А ещё Руднев брал на заметку любые нетрадиционные методы приумножения состояния, не брезгуя откровенно абсурдными, ибо считал, что в финансовом вопросе все средства допустимы, а значит, хороши.
На его мониторе красовались бескрайние бледно-зелёные поляны стодолларовых купюр, усеянные золотыми слитками. Дома на стене спальни висела склеенная из четырёх листов ватмана карта желаний, пестрящая вырезанными из глянцевых журналов элитными автомобилями, изысканными коттеджами с дизайнерскими интерьерами, бриллиантовыми россыпями, сексапильными блондинками, одетыми в соболиные меха и индийский шёлк, и прочими атрибутами роскошной жизни.
