Язык птиц - [81]

Сам забавен, а речи — еще позабавней! (1285)

Шедший люд издевался отвратно и зло,

Он же мог бы стерпеть и стократное зло (1238).

Лишь смиреньем и смог бы достичь я его —

У подножия трона величья его (2308).

Ты сокрыть это дело покоишь стремленье,

Ну и нами владеет такое ж стремленье (2872).

Жаль трудов и надежд — не далось их сберечь нам,

Жаль нам помыслов наших о счастии вечном (3133).

Я не мог речь иную постичь и слова,

Другом сердца мне были лишь птичьи слова (3499).

6

В системе поэтических средств персидско-таджикской и классической тюркской поэзии значительное место занимает искусство редифа — повторение в рифмующих строках вслед за рифмой какого-либо одного слова или группы слов. В простейшем виде редиф предстает как элемент рифмы, основанной на синтаксическом параллелизме:

То словами униженной лести он клянчил,

То слезами обиженной чести он клянчил (603).

То мне любы повадки развратных друзей,

То мне любы дела благодатных друзей (1748).

Однако роль и значение редифа далеко не исчерпывается этой его функцией. Если пытаться определить назначение редифа в самом общем виде, то нужно будет сказать, что редиф является художественно-изобразительным средством, позволяющим варьировать строфическое построение текста с точки зрения различий в глубине рифмовки. Ср. воспроизведение бейтов в русском переводе — без редифа и с различной глубиной редифа:

Так приходит на память мне быль моей доли —

Времена малолетства, учение в школе (без редифа, 3476).

В ней ни умысла злого, ни жалобы нет —

Ничего, что укор выражало бы, нет (1 слог, 3241).

И сказали они: «Не созрел он еще,

Он к дровам своим крепко приделан еще» (2 слога, 2151).

И камнями разбил он кувшинов немало,

Драгоценных осколков раскинув немало (3 слога, 2992).

Ведь трудней всех речей вперечет эта повесть:

Языком бессловесных речет эта повесть (4 слога, 3213).

Вместе с тем редиф представляет собой характерную особенность строфики, придающую произведению неповторимый национальный колорит. Он несет также смысловую и экспрессивную нагрузку: акцентирует внимание на определенных элементах смысла и сообщает стиху особую мелодичность. Все это говорит о том, что переводчик не может пренебрегать столь выразительным средством поэтики оригинала, тем более что русский язык во многих случаях свободно допускает возможность воспроизведения редифа.

Есть, однако, определенные случаи, когда в силу различий в строе языков воссоздание в редифе эквивалентов тех слов, которые образуют его в оригинале, оказывается невозможным. Иногда редиф образуется за счет чрезвычайно употребительных в тюркских языках сложных глаголов, состоящих из имен существительных и вспомогательных глаголов со значением «делать», «быть», «стать». При дословном переводе на русский язык таких сложных глаголов получалось бы что-то вроде «сделать улыбку», «сделать упрек» и т. п. Аналогичные трудности возникают, когда в качестве редифа в оригинале употреблены слова, функционально соответствующие русским предлогам, но стоящие после тех слов, к которым они относятся, — послелоги. Следовательно, во многих случаях становится неизбежной замена слова, образующего редиф, другим. Вот примеры замены редифа (в подстрочном переводе выделено слово, являющееся в оригинале редифом):

Открыв глаза, несчастный поразмыслил ( = «размышление сделал»),

Происшедшие обстоятельства припомнил («припоминание сделал»).

И очнулся, подумал несчастный, припомнил,

Происшедшее памятью ясной припомнил (2926).

Наставлять их ко смутам, Возглавлять их на пути к пустыне порока.

Наставлять их ко смутам жестоко, всечасно,

Направлять их в пустыню порока всечасно (1845).

Одна из главных задач переводчика при воспроизведении редифа — добиваться того, чтобы редиф не воспринимался читателем как «экзотический привесок» к строке. Владение искусством редифа у поэтов заключалось в том, чтобы редиф с максимальной естественностью вплетался в стих — в его смысловую и просодическую ткань. Показателем художественности редифа была не только его глубина, то есть степень захвата им строки, но и характер соединения с предшествующими словами: в двух рифмующих стихах редиф должен был сочетаться с относящимися к нему словами по-разному. В русском переводе названные особенности пользования редифом у Навои выглядят следующим образом:

И за падших, за все их грехи он просил,

За деянья, что злы и лихи, он просил (166).

Птичьей речью слагал он созвучия слова —

О разлуке и счастье певучее слово (539).

Его сердцу любезны цветы и узоры —

На одежде смиренья пустые узоры! (1771)

Жгучим жаром любви дал ты душам огонь —

Всем, кто счастлив, кто бедствием рушим, — огонь (3374).

Воспроизведение редифа в русском переводе — отнюдь не «печальная необходимость», с которой приходится считаться, и только. Редиф легко вплетается и в русский стих и придает разнообразие строфическому построению текста. Применение редифа позволяет разнообразить также и рифмы — употреблять наряду с мужскими и женскими рифмами дактилические. Неуместные в исходе строк, дактилические рифмы звучат вполне естественно перед редифом:

А Симург — его имя, известное всюду, —