Язык птиц - [7]

Шрифт
Интервал

Никому не вздохнуть ни единого раза,
Если нет на то воли его и приказа.
То вздымаясь над вами, то падая вмиг,
Он в деяньях бывает и мал и велик.
Пестр он перьями — тысячи пестрых пушинок,
В каждом перышке — тысячи тысяч ворсинок.
370 С трудной думой он встретится или с простою,
Его мудрость и ум — в океан широтою.
Он вам жизнь буйной силой своею открыл,
В поднебесье вспарили вы взмахами крыл.
Алой крови поток в ваших венах — он, знайте.
И душа в вашем теле и членах — он, знайте.
Даже ближе души он для вашего тела,
Близок так, что уж ближе и нету предела.
От него вы на тысячу лет далеки,
Даже так, что уж дальше и нет, далеки!
375 И душа для того, кто не с ним, бесполезна,
Жить тому, кто душой не храним, бесполезно!
Если ж будет желанное познано вами,
Это — лучше владения всеми мирами.
А разлука — что смерть. Восемь райских садов
Будут хуже, чем ад и его семь кругов.[66]
Но найти его запросто, вдруг — невозможно,
Без труда, без терпенья, без мук — невозможно.
К цели двинешься — тысячи бедствий приспели.
А ведь цель не познаешь, не ведая цели.
380 Бесконечная даль — в ту долину идти,
И лихие опасности будут в пути.
Жить без отдыха надо в парении смелом,
Даже- если бессмертие будет уделом.
На пути будут реки с водою кровавой,
Да не с кровью, а с ядом, со жгучей отравой!
Там хребты вознесли к небесам острия,
И по каждому крови стекает струя.
И повсюду пустыни — бескрайнее пламя,
И огонь прямо в небо взвился языками.
385 Там леса угрожают пришельцу враждою,
Ветви злобой чреваты, а листья — бедою.
Там по небу тяжелые тучи кружат,
И не ливень из них, а каменьями град.
Сонмы молний в падении огненно-яром
Опаляют весь мир и сжигают пожаром.
Там скиталец ночлег в непогоду не сыщет,
И вовеки ни пищу, ни воду не сыщет.
Сотни тысяч пернатых, покинув свой кров,
Бились крыльями в небо десятки веков.
390 Но никто не бывал в том пределе доныне,
И никто не достиг этой цели доныне!
Но отдавшему жизнь в этой доле исканий
Смерть — ста жизней прекрасней, бессмертья желанней.
Сколько птиц в цветнике всего мира — везде,
Сколько их ни найдется — в полете, в гнезде, —
Звать их в сад отрешенья проворнее надо,
Указать им дороги их горние надо.[67]
А погибнут в дороге к долине забвенья
За того, кто не ведал доныне забвенья, —
395 Это лучше, чем ста тысяч жизней тщета,
Этой смерти — бессмертье и то не чета!
Если счастье в судьбе им радетелем будет,
Если рок их вести к добродетелям будет,
Если путь их проляжет в бескрайной пустыне,
Где ни счастья, ни радостей нет и в помине,
Но дано им обресть процветающий дол,
Где бы сонм их навек единенье обрел, —
Да пребудут при шахе под благостной сенью,
Да сподобятся вечному с ним единенью,
400 Да найдут свой приют на небесном престоле
И да вступят под сень Гумаюновой воли!»[68]

14 О ТОМ, КАК ПТИЦЫ СПРОСИЛИ УДОДА ПРО ЯВЛЕНИЕ МИРУ СИМУРГА

«К-эй, вожак наш! — все птицы согласно вскричали, —
Расскажи все по чину, что было вначале?
Кто султан тот — властитель над войском пернатым,
Как явился он миру, как стал он вожатым?
Кто видал его облик, деянья его?
Кто познал его суть и названья его?
Где пути его странствий? Поведай об этом!
Что подвластно приказам его и запретам?
405 Ты поверг нас в смятенье чудесным рассказом,
Тут и сто мудрецов потерять могут разум!»

15 ОПИСАНИЕ ГОРОДА КИТАЯ И РАССКАЗ О ТОМ, КАК ТУДА УПАЛО ПЕРО СИМУРГА[69]

«В дни иные, — поведал Удод птичьим стаям, —
На востоке был город, он звался Китаем.
Нет, не город! То был целый мир без предела,
Словно десять миров, там народу пестрело!
А страна там прекраснее райских садов,
А вода там чудеснее райских прудов!
Как-то ночью властитель всех гнезд в этом мире
Пролетал над вселенной в подоблачной шири,
410 И полет его горний пролег над Китаем —
Над страною, что схожа по прелести с раем.
Вдруг сияньем залило полночную тьму,
И народ беспредельно дивился тому.
Это шах тот перо обронил, пролетая,
И оделись в сиянье пределы Китая.
То перо было пестрым, с чудесным узором, —
Если все описать, слово будет нескорым.
И наутро народ вновь обрел свой покой,
Но дивился перу и расцветке такой.
415 То перо разожгло любопытство к узорам,
Каждый стал в рисованье умелым и спорым.[70]
И от этого всем им — и детям, и взрослым —
Дар был послан к художествам, к дивным ремеслам.
Был один человек там уменьем высок —
В живописном искусстве великий знаток.[71]
Его имя — Мани, а пером — чудодей он,
Дар его был великою славой овеян.
Правду пишут мужи разуменья, считая
Манихейскую мудрость твореньем Китая.[72]
420 То перо и сейчас озаряет Китай,
Словно гурия светлым сиянием — рай.
Вот как было. И стало перо благодатью,
Недоступной вовеки людскому понятью.
Лишь увидят его — и утратят дар речи,
И ни слова не могут промолвить о встрече.
И никто не поведал о нем до сих пор: .
Становился невидящим видевший взор.
Все перо — из ворсинок, и нет в нем иного,
В этом свойстве, пойми, — его суть и основа.
425 Потому и несметны его проявленья,
А владельца пера неизбывны свершенья.
Пестрым краскам пера беспредельность дана,
И ведущий нас всем им нарек имена.
О путях его странствий неведомы вести,
Но повсюду он сущ — каждый миг в каждом месте.
Наша воля его повеленьям подвластна,
Ослушанье — стократною карой опасно.

Еще от автора Алишер Навои
Фархад и Ширин

«Фархад и Ширин» является второй поэмой «Пятерицы», которая выделяется широтой охвата самых значительных и животрепещущих вопросов эпохи. Среди них: воспевание жизнеутверждающей любви, дружбы, лучших человеческих качеств, осуждение губительной вражды, предательства, коварства, несправедливых разрушительных войн.


Семь планет

«Семь планет» — предпоследняя поэма «Пятерицы». Это остросюжетное многоплановое произведение, в котором ход повествования перебивается семью вставными новеллами в стихах. Причем каждая из них, при ее самостоятельном характере, связана с главной сюжетной линией поэмы, в центре которой история любви шаха Бахрама Гура и невольницы по имени Диларам.


Поэмы

Удивительно широк и многогранен круг творческих интересов и поисков Навои. Он — поэт и мыслитель, ученый историк и лингвист, естествоиспытатель и теоретик литературы, музыки, государства и права, политический деятель. В своем творчестве он старался всесторонне и глубоко отображать действительность во всем ее многообразии. Нет ни одного более или менее заслуживающего внимания вопроса общественной жизни, человековедения своего времени, о котором не сказал бы своего слова и не определил бы своего отношения к нему Навои.


Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни.


Газели

В произведениях Алишера Навои тюркский стих достиг вершин художественности, — его газели отличает филигранная обработка, виртуозная инструментовка, семантическая игра, свежесть метафор.


Стена Искандара

«Стена Искандара», пятая, последняя, поэма «Пятерицы», — объемное многоплановое эпическое произведение, в котором нашли свое отражение основные вопросы, волновавшие умы и сердца людей того далекого времени и представляет собой подлинную энциклопедию общественной жизни и мыслей эпохи Навои.Главным героем поэмы является Искандар, и почти весь сюжет произведения связан с его личностью, с его деятельностью и мировоззрением. В лице великого полководца древности Навои создает образ идеального правителя и противопоставляет его государственным деятелям своей эпохи.


Рекомендуем почитать
Кадамбари

«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.


Федра

Трагедия, сюжет которой заимствован Расиным у Еврипида. Трагедия, первоначально носившая заглавие «Федра и Ипполит», была впервые представлена в Бургундском отеле 1 января 1677 г. Шедевр Расина окончательно утвердил свои права на парижской сцене. Тогда же вышло и первое издание пьесы. Заглавие «Федра» появилось лишь в собрании трагедий Расина в 1687 г.


Анналы

Великий труд древнеримского историка Корнелия Тацита «Анналы» был написан позднее, чем его знаменитая «История» - однако посвящен более раннему периоду жизни Римской империи – эпохе правления династии Юлиев – Клавдиев. Под пером Тацита словно бы оживает Рим весьма неоднозначного времени – периода царствования Тиберия, Калигулы, Клавдия и Нерона. Читатель получает возможность взглянуть на портрет этих людей (и равно на «портрет» созданного ими государства) во всей полноте и объективности исторической правды.


Письма к жене

Письма А. С. Пушкина к жене — драгоценная часть его литературно-художественного наследия, человеческие документы, соотносимые с его художественной прозой. Впервые большая их часть была опубликована (с купюрами) И. С. Тургеневым в журнале «Вестник Европы» за 1878 г. (№ 1 и 3). Часть писем (13), хранившихся в парижском архиве С. Лифаря, он выпустил фототипически (Гофман М. Л., Лифарь С. Письма Пушкина к Н. Н. Гончаровой: Юбилейное издание, 1837—1937. Париж, 1935). В настоящей книге письма печатаются по изданию: Пушкин А.С.


Полинька Сакс

Юная жена важного петербургского чиновника сама не заметила, как увлеклась блестящим офицером. Влюбленные были так неосторожны, что позволили мужу разгадать тайну их сердец…В высшем свете Российской империи 1847 года любовный треугольник не имеет выхода?