Язык птиц - [10]

И раскаяньем души их были полны.

550 Захлестнуло им гОрло потоком кровавым,

Птицы кары просили делам их неправым:

«Будь что будет! Смиримся с любым испытаньем,

Днем и ночью мы крыльями бить не устанем.

Пусть на головы наши сто бедствий падет,

Пусть нам будет уделом сто тысяч невзгод, —

Не покинем дороги в долину исканий,

Не отступим с пути мы, — нет цели желанней!»

И тогда птичья стая в согласье великом

Огласила пространство ликующим криком.

555 Все явили Удоду покорности знак,

И повел их в полет венценосный вожак.

Полетели, в веселье игривом помчались,

И с надеждой на счастье порывом помчались.

Вот прошло много дней. Где они ни летели —

Над просторами жгучей пустыни летели.

Много бед и невзгод претерпели они,

Много мук и забот претерпели они.

Долог путь, цепененье им крылья объяло,

И тела их усталость бессилья объяла.

560 А когда-то ведь в розовых кущах резвились,

И под сенью деревьев цветущих резвились!

А теперь им от тягот и мочи уж нет,

Каждой птице пришло сто негаданных бед.

Стосковались по гнездам родным, по покою,

По садам, цветникам, по деревьям с листвою,

По сердечным забавам, по благостным долам,

По лугам многотравым, по играм веселым.

Вот уж многие птицы, устав от пути,

Видят: тяготы странствия им не снести.

565 Птицы стонут, послышались возгласы жалоб:

Та устала, другая лететь не желала б.

«Нам лететь недосуг», — порешили согласно,

И отстать от подруг порешили согласно.

И Удоду те птицы промолвили так:

«Отдохнуть бы немного, послушай, вожак!

Есть такие меж нас, что устали изрядно,

Утомились лететь в эти дали изрядно,

А другие спознались с лихою напастью

И взывают к тебе не неволить их властью.

570 Ну а третьим такая беда подошла,

И от бед им такая страда подошла,

Что о ней рассказать — и пытаться напрасно,

Дальше путь продолжать птицам было б опасно!

И вожак, лишь увидел он немощь их ныне,

Дал им знак опуститься в широкой долине.

И, окинув глазами галдящую рать,

«Стойте, — молвил он, — первым кто хочет сказать?»

И вожак опустился меж братьев крылатых,

Приготовился слушать он речи пернатых.

ОТГОВОРКА ПОПУГАЯ

575 Первым был Попугай — он речения начал,

И такую он речь отречения начал:

«Я ведь птица, к нездешним привыкшая странам,

Мне привычно летать над родным Индустаном.[78]

Красноречием славу снискал мой язык,

Сладкоречием зло врачевать я привык.

Повелители в клетках меня содержали,

Утешаясь беседой со мною в печали.

Сколько дивных красавиц меня угощало,

И от лакомств индийских вкусил я немало.

580 То — зерцало стоит напрямик предо мной,

То — зеркальной красы дивный лик предо мной.[79]

Был на свете я самой счастливою птицей,

И за то болтовнею платил я сторицей.

Сколько знаю себя — я несчастий не ведал,

И отравленных ядом напастей не ведал.

Где орел так унижен, что мухой слывет,

Те, что мухи слабее, — и вовсе не в счет.

Как с другими лететь мне к неведомым странам,

Вместе с птицами в странствии быть неустанном?

585 Взять меня в этот путь — что тебе за отрада?

Вот что знать про меня тебе было бы надо!»

ОТВЕТ УДОДА

И промолвил Удод: «Говоришь ты не споро,

Много ты наболтал измышлений и вздора.

Твой убогий язык красноречья не знает,

А нелепая речь сладкоречья не знает.

В измышленьях твоих — несуразицы след,

Все слова твои — чушь, словоблудье и бред.

Себялюбец, наполненный вздором чванливым,

Ты достоин презренья в зазнайстве кичливом.

590 Хоть зерцалом и речью кичишься ты вздорно,

А на деле вся речь твоя сплошь смехотворна.[80]

Вот зажег бы в душе яркий свет вместо зла,

То душа бы и впрямь как зерцало была!

Ну а то, что тебе быть при шахах уместно,

Все слова эти — ложь, их нелепость известна!

То не шахский закон — пренебречь своей целью

И в блудливых речах предаваться безделью.

Недостойный позор — измышленья твои,

Отговорки и вздор — все реченья твои! ,

595 Заблужденья и грех — вот в чем суть и основа,

До тебя не доходит разумное слово.

Если ты и очнешься, поняв заблужденье,

Не поможет тебе покаянное рвенье.

За грехи ты претерпишь стократный позор

И за речи — беды необъятной позор.

Твое злато поддельно, и речь твоя лжива,

Ну а чванство твое — для шайтана пожива.

ПРИТЧА

Жил невежда один, он бродил по базарам,

Притворяясь подвижником немощно-старым.

600 Брел он Хызром под ветхим зеленым покровом,

Ну а сам был, как вешняя зелень, здоровым.[81]

Но умея личину смиренья надеть,

Добывал себе в лавках он блага и снедь.

Прибегал он к коварным и подлым уловкам

И скрывал лицемерие в нищенстве ловком.

То словами униженной лести он клянчил,

То слезами обиженной чести он клянчил.

То он россказни плел о степенстве своем,

То морочил людей, похваляясь умом.

605 Ловко действуя сказкой, стократно пропетой,

Разживался он пищею или монетой.

Сам хитрил ли, терпел ли чужие нападки,

Все, что нужно, всегда собирал он в достатке.

Ежечасно он бангом бывал охмурен,

И мечты его были — что путаный сон.[82]

Как-то раз ему встретился старец-подвижник,

Много странствий свершивший — и дальних и ближних.

Так уж вышло: увидев, что старцу подвластно,

Понял он, сколь его злая доля несчастна.

610 Старец молвил: «А ну, покажи свой мешок,

Погляжу я, чем за день разжиться ты смог!»

Тот завязки мешка отпустил посвободней,

Глядь, а там—лишь отрава, дары преисподней,

Смотрит — там лишь дерьмо, нечистоты навалом, —