Ярослав Гашек - [36]
Вся Медцилаборецкая долина была разрыта и перекопана, как будто здесь работала армия исполинских кротов. Шоссе за речкой было разрыто, разбито, и было видно, как истоптаны поля, где прокатились войска.
Ливни и дождевые потоки обнажали по краям воронок клочья австрийских мундиров.
За Новой Чабиной на старой обгорелой сосне в густом сплетении поломанных ветвей висел башмак австрийского пехотинца с куском его голени...
Здесь буйствовал артиллерийский огонь; леса стояли без листьев, без хвои, без верхушек, развалины хуторов.
Поезд медленно Шел по недавно сделанной насыпи, так что весь батальон мог досконально воспринять и ощутить военные удовольствия, разглядеть братские могилы со свежеоструганными крестами, которые белели на равнинах и на склонах опустошенных холмов, и подготовить себя понемногу, но успешно к полю славы, увенчанному грязным австрийским кепи, болтающимся на белом кресте» (с. 586).
Назначение подобных «интерьера» и «пейзажа» очевидно и не требует пояснений.
* * *
«Похождения бравого солдата Швейка...», безусловно, высшая ступень в идейно-художественном развитии Гашека. Но с таким утверждением согласны не все. Так, Зденек Неедлы писал: «Признаюсь, что я больше люблю его мелкие рассказы. В них Гашека больше всего. «Швейк» — последующая проекция его в великие события мировой войны». Несомненно, новеллистическое наследие Гашека в целом шире но тематике, чем «Похождения бравого солдата Швейка...», хотя сатирик явно стремился рассказами «к случаю» Швейка и других персонажей преодолеть известную узость тематики своего произведения как антивоенного романа. Однако отдельные проблемы современности, разработанные в рассказах, в романе или совсем не затронуты (деятельность политических партий, состояние просвещения, искусства, литературы и другие), или освещены не с такой разносторонностью, как в рассказах (гримасы буржуазной демократии, бессилие парламента и его депутатов, буржуазная семья, буржуазная мораль и др.). Но зато такое тематическое ограничение и концентрация отдельных тем вокруг главной — войны и ее последствий в самых различных областях общественной жизни и сознания людей — дали Гашеку возможность художественно выявить важные черты такого крупнейшего события в истории человечества, как первая мировая война. Глубокое осмысление виденного и пережитого за годы войны, идейно-политический кругозор, несказанно расширившийся в результате активной деятельности в Красной Армии и РКП(б), богатый литературный опыт— все это способствовало созданию замечательного произведения, заслуженно причисляемого к величайшим памятникам мировой литературы, введению в галерею «вечных» типов нового художественного образа.
В «Похождениях бравого солдата Швейка...» с наибольшей отчетливостью и определенностью проявились особенности реалистического метода Гашека, были развиты и усовершенствованы его прежние художественные приемы.
Роман в значительной степени обладает почти документальной достоверностью, хотя и не буквальной в деталях. В этом выражается неизменное тяготение писателя к подлинным фактам и лицам. Большинство, едва ли не каждый эпизод романа имеет реальную основу. Вот некоторые примеры: проделка старшего писаря Ванека, наклеившего на бутылку с ромом надпись «чернила», чтобы никто не приложился к ней, действительно имела место; даже служанка Швейка пани Мюллер списана Гашеком с кухарки его семьи.
Разумеется, он отбирал факты и лица сообразно их значимости, в зависимости от того, насколько существенные явления действительности или социальные черты поведения, они отражают, т г, постольку, поскольку они являлись типическими обстоятельствами или типическими характерами. Остроту реалистического чутья Гашека можно увидеть, например, при таком сопоставлении. Раскроем «Историю Чехословакии», раздел «Политическая обстановка в Чешских землях и Словакии в первый период войны». Какие факты признаются важными, достойными внимания, показательными для этого времени? Специальное отделение пражского полицейского управления, созданное для выявления и учета государственных изменников, в начале мая 1915 года составило списки, в которых значилось 1400 «подозрительных» лиц в пражской военной прокуратуре к этому времени было разобрано 48 дел по обвинению в «измене», 148 дел об «оскорблении величества» и 449 дел о «нарушении спокойствия и порядка». В первый год войны... глухой протест выражался в саботаже организуемых властями патриотических манифестаций, распространении пораженческих слухов в тылу, дезертирстве и укрывательстве дезертиров, массовой сдаче в плен солдат на фронтах и т. д.[39]
Это самое пражское полицейское управление, которое составляло списки «подозрительных», очень живописно изображает Гашек в начале своего романа. Среди этих сотен обвиняемых были такие, как трактирщик Паливец, Швейк и их компаньоны по камере. Отношение народа к «патриотической» манифестации Швейка передано с исчерпывающей ясностью в коротком замечании: Швейка на призывной пункт везет в коляске его служанка, на углу Краковской улицы был избит какой-то бурш в корпорантской шапочке, закричавший Швейку: «Хайль! Долой сербов!» (с. 75). И недаром полиция разогнала манифестацию, так как отлично поняла, что толпа воспринимала проделку Швейка, как намек на использование «могучей» Австро-Венгрией ее последних резервов. Разговоры Швейка с крестьянами во время «Будейовицкого анабазиса», eгo встречи с дезертирами, напутствия щедрого господина, подарившего бравому солдату пять крон, все это выразительно передает настроения чехов. Кажется, нет ни одного важного исторического факта, который не был бы упомянут в романе: казни чешского запасного Кудрны; приказы Франца Иосифа и эрцгерцога Иосифа-Фердинанда о расформировании 28-го полка, два батальона которого во главе с офицерами под звуки полкового оркестра перешли на сторону русских; вступление в войну Италии и др.
Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.