Ярослав Гашек - [37]
Чешский историк Беранек в своей книге «Австрийский милитаризм и борьба против него в Чехии» не раз с горячим одобрением отзывается об исключительно метком изображении Гашеком в «Похождениях бравого солдата Швейка...» типичных черт офицеров и солдат австрийской армии. К этим типичным чертам он относит: австрофильство офицеров-чехов, их равнодушие, даже пренебрежение к культуре и образованию, моральный упадок офицерства, тиранство офицерства но отношению к солдатам, деморализацию денщиков.
В фактах писатель выделял и описывал преимущественно то, что имело социально-политический смысл; в лицах — отбирал и воспроизводил преимущественно такие черты, которые выявляли социально-психологические особенности изображаемого персонажа.
По-новому в романе проявился и главный стилистический прием Гашека — искусственно наивный тон повествования. Занимая в стиле Гашека важное место, этот прием органически входит в систему сатирического изображения действительности Гашеком, способствуя достижению главной его цели: выявлению разительного несоответствия истинного содержания исторически изжившего себя общественного строя с его помпезной внешней формой. Деланно наивное усердное следование Швейка кардинальным принципам этого строя делает очевидной несостоятельность этих принципов: почитания монархии, начальников, духовенства, соблюдения законов, явно ущемляющих интересы народа, и т. д.
Талантливое сатирическое произведение убедительно вскрывает, насколько назрело противоречие между общественным базисом и его надстройкой, насколько необходим революционный очистительный вихрь, способный привести их в новое соответствие на более высоком уровне.
Положив в основу романа контраст между подлинной сущностью изображаемой действительности и ее внешней видимостью, Гашек использует контраст и для целей комического повествования в романе. Но контраст для Гашека, как и все его комические примеры, не является просто средством смешить во что бы то ни стало. Писатель преследует одну цель — показать, что за внешним фасадом кажущейся мощи и несокрушимости современного буржуазного государства таятся внутренняя слабость и разложение составляющих это государство институтов.
На контрасте философско-политической и бытовой лексики построен, например, такой комический пассаж, как оценка автором проповеди предшественника фельдкурата Отто Каца: «Его проповедь была абстрактного характера и не имела никакой связи с текущим моментом, т.е., попросту сказать, была нудной» (с. 100). Комизм проповеди Отто Каца создается контрастом возвышенного и низменного, выспренного языка увещания и грубостей казармы. На этих примерах несостоятельность религиозных догматов становится еще более очевидной.
На контрасте между высокими понятиями и самыми обыденными (пятна, оставляемые мухами на портрете императора) построена комическая сцена в трактире Паливца.
Вот комический контраст между официальной оценкой настроений чехов и непредубежденной оценкой их автором, основанной на реальности: согласно официальной оценке поведение Швейка следовало бы признать естественным и разумным, а по здравому смыслу оно признается противоестественным, идиотским.
На таком же контрасте построен разговор солдат в больничном бараке при гарнизонной тюрьме, где содержатся и действительно больные, и симулянты:
«— Лучше всего, — заметил кто-то около дверей, — вспрыснуть себе под кожу керосин. Моему двоюродному брату так повезло, что ему отрезали руку по локоть, и теперь ему никакая военная служба не страшна.
— Вот видите, — сказал Швейк, — все это каждый должен претерпеть ради государя императора» (с. 82).
Здесь еще более резкий контраст между формулой официальной пропаганды, которую повторяет Швейк, и назначением перечисленных способов, с помощью которых можно было освободиться от военной службы.
Так раскрывается истинное отношение чехов к прогнившему монархическому режиму.
В других случаях комизм повествования основан на контрасте между «воспитательными» мероприятиями начальства и результатами, к которым они приводят, благодаря тому, что солдаты не уважают и не могут уважать таких «воспитателей».
«Наш полковник запретил солдатам вообще читать, будь то хоть «Пражская официальная газета»... С этого времени солдаты принялись читать, и наш полк был самый начитанный».
Из своих прежних излюбленных юмористических приемов Гашек в «Швейке» широко пользуется также пародией, для того чтобы высмеять «творчество» официальных и неофициальных борзописцев: заключение психиатров о Швейке, плакат с «Примерами исключительной доблести» в караульном помещении Таборского вокзала, секретный циркуляр Главного Пражского жандармского управления и его инструкции путимскому жандармскому вахмистру, стихи-лубок против английского министра иностранных дел Грея и речь доктора Грюнштейна из больничного барака при гарнизонной тюрьме, проповедь фельдкурата Ибля, увещания Швейка фельдкуратом Мартинцем и пр.
Роман пронизан иронией, придающей ему особый неповторимый характер. Особенно ироничны искусно подобранные эпитеты. Вот некоторые примеры. После того как Швейк выкрикнул на улице: «Да здравствует император Франц Иосиф! Мы победим!»
Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.