Ярослав Гашек - [38]

Кто-то из воодушевленной толпы одним ударом нахлобучил ему котелок на уши...». Недалекий Брейтшнейдер именуется «знаменитым сыщиком».

* * *

Свои принципиальные взгляды на литературный язык Гашек высказал с присущими ему резкостью и остроумием в «Послесловии к первой части романа» — «В тылу». Сатирик активно выступает за демократизацию литературного языка, за вытеснение из литературного употребления «салонного» языка. Язык «Похождений бравого солдата Швейка...» Гашек сознательно противопоставлял тому рафинированно-декадентскому языку, который был распространен в чешской литературе 20-х годов. Писатель постоянно употребляет слова бытового обихода, а также некоторые немецкие слова, прочно вошедшие в словарный запас чешского языка. Простота построения предложений соответствует ясности и остроте гашековской сатиры. Чешский языковед Франтишек Данеш справедливо отмечает: «Скорее найдем (в «Швейке». — Н. Е.) сложные предложения опрощенные, чем вычурные. Гашек явно не хочет воздействовать на читателя оригинальными выражениями, привлекать его внимание формой... Не морализирование, но конкретное изображение действительности без возвышенных слов и вымученной вычурности»[40].

Следует также указать на искусную стилизацию-пародирование Гашеком различных документов, газетных статей и т.д. Об изумительном мастерстве Гашека использовать прямую речь для характеристики героев уже говорилось выше. Все это свидетельствует о великолепном языковом чутье писателя.

Чешские литературоведы отмечают также такие комические приемы сатирика, как: парадоксальная логика, ни на чем не основанные сравнения, неутомимое приведение неуместных примеров, чрезмерное обобщение и рядом локализующая точность, расточительное богатство жизненных подробностей, мнимо равнодушное изображение той или другой ситуации, игра слов, смещение причин и следствий, иерархии простых предложений в сложном.

Нужно иметь в виду, что Гашек едва ли сам изобретал все эти художественные приемы. Скорее всего они были восприняты им стихийно непосредственно из богатейшего неиссякаемого источника — живой разговорной народной речи. Речь Швейка и других персонажей, равно как и авторская речь, несмотря на изумительную виртуозность, иногда парадоксальность по содержанию и форме, всегда ясна и осмысленна, как и народная речь. Заслуживает упоминания и такая особенность языка романа, единодушно отмечаемая чешскими исследователями творчества знаменитого прозаика, как наличие русицизмов в лексике, фразеологии и синтаксисе. Более чем пятилетнее пребывание в России оказало неизгладимое влияние не только па идеологию писателя, но и на его язык.

В «Похождениях бравого солдата Швейка...» обнаруживаются и отдельные пассажи, навеянные русской литературой. О некоторых из них можно утверждать с полной уверенностью, о других лишь предположительно. Гашек цитирует в романе известные строки из «Евгения Онегина»: «Вздыхать и думать про себя, когда же черт возьмет тебя». Задача, которую Швейк предлагает врачам, испытавшим его психическое состояние, видимо, навеяна произведением А. П. Чехова «Задачи сумасшедшего математика». Некоторые сравнения поведения обжоры Балоуна, денщика Лукаша, с повадками голодного пса (по содержанию и по форме построения) очень сходны с соответствующими изобразительными приемами Гоголя в «Вие» и «Мертвых душах»[41].

* * *

В историю мировой литературы «Швейк» прежде всего вошел как один из антивоенных романов. К этой группе наиболее известных романов, посвященных первой мировой войне, кроме «Швейка», принадлежат «Огонь» (1916) и «Ясность» (1919) Анри Барбюса; «Самозванец Тома» (1923) Жана Кокто; «Война»

(1928) и «После войны» (1930) Людвига Рейна; «На западном фронте без перемен» (1929) Эриха Ремарка; «Прощай, оружие» (1929) Эрнеста Хемингуэя; «Смерть героя» (1929) Ричарда Олдингтона; серия романов «Большая война белых людей» (1927—1960) Арнольда Цвейга (первый роман «Спор об унтере Грише») и некоторые другие.

Роман «Похождения бравого солдата Швейка...» вышел в свет раньше романов Барбюса. Вместе с ними он образец антивоенного романа социалистического реализма, тогда как остальные — романы критического реализма.

Если отвлечься от ряда индивидуальных идейных и стилевых особенностей, то между антивоенными романами социалистического и критического реализма можно обнаружить коренное, принципиальное различие: частное проявление в конкретном жанре важного различия, отражающего разные стадии нового гуманизма — социалистического, революционного и прежнего — отвлеченного, абстрактного. Авторы антивоенных романов единодушны в осуждении войны, в изображении ее отвратительного облика. Однако писатели критического реализма и социалистического реализма логикой своих произведений различно отвечают на основные вопросы: в чем причины войны, кому нужна война, как можно ее предотвратить?

Писатели критического реализма на все эти вопросы дают примерно такой, далеко не всегда точно сформулированный ответ: причина войн в извечной звериной натуре человека, склонной к насилиям, убийствам и разрушениям; война никому не нужна, она — роковое последствие человеческой природы, не исправленной просвещением и гуманной моралью; предотвратить войну нужно и можно распространением просвещения и проповедью гуманизма.