Японские сказания о войнах и мятежах - [73]
Вступивший на Путь младший советник со слезами на глазах предстал перед государем и рассказал об этом. Поделать тут было нечего. Господин Фукэ просил: «Позвольте вернуться в моё поместье Фукэ!», но совет придворных не дал разрешения. Чтоб не смущал он монахов Южной столицы, решено было поместить его в храм Полного Знания — Тисокуин[341]. За ним послали людей, но он сказался больным, и потому перевезти его не могли. Он послал клятвенное письмо[342], в котором говорилось: «Если замыслю против государева дома, пусть в этой жизни постигнет меня кара небесных и земных божеств, а в будущих жизнях пусть не сподоблюсь я милости будд трёх миров!»
Казалось, чего уж больше, не забудет ведь он такой клятвы. Да и господин канцлер был его родным сыном. «Оставили бы его как есть!» — говорили люди. Но всё равно потом его перевели в Тисокуин.
Во дворец доставили извещение о том, что в десятый день восьмой луны Нового государя-инока приняли под стражу в земле Сануки. В извещении говорилось: «Место для государя ещё не готово, поместили его в усадьбе Мацуяма наместника этой земли, в местности Такато».
Хатиро Тамэтомо из Цукуси скрывался в небольшом горном храме в земле Ооми. Нужно ему было ехать в Цукуси, но опасался он повстречать в пути одного воина Тайра. Этот воин, младший военачальник Левой привратной охраны Иэсада, обмерял поля в земле Хиго[343] и должен был возвращаться в столицу.
Тамэтомо заболел и слёг. Один из его воинов переоделся монахом и собирал подаяние, с того они и жили. Тамэтомо ходил на горячий источник неподалёку и лечился омовениями. Один из Минамото, младший военачальник государевой охраны Сигэсада с острова Садо, обретался тогда в своей усадьбе в местности Ясима, и один из слуг доложил ему:
— С недавних пор на горячем источнике тут недалеко замечал крепкого мужчину, которого до того не встречал. Рана на лбу, молодой и сильный, и часто ходит туда на омовения!
Один из слуг доложил: «С недавних пор на горячем источнике тут недалеко замечал крепкого мужчину, которого до того не встречал». «Аварэ! Уж не Хатиро ли то из Цукуси!» — воскликнул Сигэсада. Дождавшись, когда Тамэтомо искупался и собрался одеваться, тридцать воинов навалились на него и схватили.
— Аварэ![344] Уж не Хатиро ли то из Цукуси! — воскликнул Сигэсада и отрядил посмотреть двоих-троих «разноцветных», которые могли опознать Тамэтомо. Они доложили, что это он и есть. Дождавшись, когда Тамэтомо искупался и собрался одеваться, тридцать воинов навалились на него и схватили. Сокрушался он, что застали его раздетым.
Отправили Тамэтомо в столицу. В награду Сигэсада был назначен младшим военачальником Правой привратной охраны.
В двадцать шестой день восьмой луны доставили его в воинские покои с северной стороны дворца. На нём были хакама, какие носят с накидкой-суйкан, и красная накидка-катабира. У него была рана на лбу. Говорили, что это его ранил Масакиё в день битвы.
Судья из Суо Суэдзанэ, которому поручили охрану Тамэтомо, допросил его. Тамэтомо ни в чём не сознавался. И хотел бы Суэдзанэ отрубить ему голову, но дозволения на то не было, а следовало его сослать. Только если отправить в ссылку Тамэтомо с его невообразимой силой, снова он станет врагом государя, а потому государь приказал: «Вывихнуть ему плечи!»
Суэдзанэ не смог справиться, тогда вызвали Ёситомо, и он вывернул Тамэтомо обе руки в плечах. Не мог он теперь даже поднять веер руками, которые были выломаны из плечей, не то чтоб удержать узду. Верхом он ехать не мог, и потому для него соорудили клетку, посадили в неё, да так и перевозили от одной почтовой станции до другой.
Верхом Тамэтомо ехать не мог, и потому для него соорудили клетку, посадили в неё, да так и перевозили от одной почтовой станции до другой.
Как-то Тамэтомо сказал:
— Думаете посмеяться надо мной — посадили меня в клетку, выдернули руки из плечей, так я ни на что уж и не способен? Глядите-ка! — с этими словами он распрямился и ногами проломил крепко сплетенную клетку.
— Куда бы я ни ушёл — везде государева земля! Везите уж!
Привезли его в Идзу, там ему приказали сесть на камень, на который усаживали ссыльных. Он сказал:
— Сяду я — и что будет? А если не сяду? — так и не сел на тот камень. Перевезли его на остров Оосима, и там он только и знал, что буянил.
Новый государь, которого отправили в землю Сануки, не привык жить в глуши, и мог лишь гадать о том, что делается в мире. Некого было и порасспросить — никто не приходил к нему. Лишь те немногие женщины, что служили ему, лежали ничком и рыдали. Наступила осень, ночи стали длиннее, и ещё печальнее стало ему. Завывал в соснах ветер, стрекот кузнечиков в травах становился всё тише. А когда временами государь вспоминал родную столицу — закрывал он лицо рукавом, и промокший рукав обвисал от тяжести слёз. Думал тогда государь: «Я, потомок Озаряющей Небо великой богини, принял титул Сына Неба, потом стал называться почётным званием Прежнего государя и жил во дворце, подобающем этому званию. Пока жив был прежний государь-инок, решать десять тысяч государственных дел я не мог, но зато наслаждался дворцовой жизнью. Весну проводил я в любовании цветами, а осенью только и делал, что пировал под луной. Вот так, наслаждаясь цветами в Цзиньгу и любуясь луной с Южной башни
