«Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в. - [78]
Оружие, которым защитники Заволочья поражали венгров, в описании Гейденштейна больше напоминает описанные О.В. Двуреченским однолезвийные ножевидные втульчатые наконечники[529], но никак не классический бердыш и тем более топоры-секиры типа VII или переходные формы от них к бердышам. Стоит заметить также, что, во-первых, Р. Гейденштейн не был очевидцем событий, которые он описывал в своей «Истории», а вот польский шляхтич Л. Дзялынский был, и в его дневнике нет ничего такого, о чем писал в своем сочинении королевский секретарь. Во-вторых, бердыши к тому времени были хорошо знакомы полякам (достаточно взглянуть на т. н. «Стокгольмский свиток», изображающий торжественный въезд короля Сигизмунда III в Краков в декабре 1605 г., на котором хорошо виден отряд воинов, вооруженных бердышами), и в таком случае Гейденштейну, объясняя устройство таинственного русского оружия с «acutoque & falcato ferro armatis», достаточно было только назвать его бердышом, и его читателям сразу стало бы понятно, о чем идет речь. Одним словом, на наш взгляд, здесь также присутствует неправильное толкование исходного текста, и это свидетельство не может быть принято как подтверждающее наличие бердышей у русских стрельцов на рубеже 70–80-х гг. XVI в. И, поскольку в нашем распоряжении, как показывает анализ приведенных заимствованных из современных нарративных источников описаний, нет надежных доказательств в пользу предположения, что бердыши появились на вооружении стрельцов (и вообще в России) в последней четверти XVI в., видимо, стоит отказаться от этого предположения.
На наш взгляд, можно лишь предположить, что, познакомившись с бердышами в ходе Баториевой войны, русские посчитали это оружие достаточно эффективным и вместе с тем дешевым и простым в изготовлении для того, чтобы перенять его как своего рода «мобилизационный» вариант древкового ударного оружия, позволявший быстро вооружить массы плохо или малообученных пехотинцев, «зборных» и даточных людей. Стрельцы же если и вооружались бердышами (в их ранних вариациях), то по остаточному принципу из местных арсеналов (например, Троице-Сергиева монастыря, откуда впоследствии большая коллекция бердышей поступила в музейные хранилища — например, в московскую Оружейную палату), будучи на гарнизонной службе и выдерживая «осадное сидение». «Штатным» же оружием стрельца он станет существенно позже, в другую эпоху.
В Смутное время, судя по всему, происходит и «довооружение» стрельцов древковым оружием — копьями, точнее рогатинами. Во всяком случае, готовя экспедицию против засевшего в Астрахани атамана И.М. Заруцкого с «воренком» (сыном Марины Мнишек и Лжедмитрия II), стрельцам из казанских пригородов было предписано собираться в «плавную» рать, имея на вооружении «пищали добрые и рогатины, и прапоры б у рогатин были» (пищали, кстати, у стрельцов были казенные, ценой по 14 алтын за штуку)[530]. Под рогатиной в отечественной оружиеведческой литературе принято понимать, как указывал О.В. Двуреченский, «копья, размер пера которых значительно превосходит диаметр втулки наконечника копья»[531]. Появление рогатины на вооружении стрельцов, судя по всему, отражает опыт боевых действий в годы Смутного времени и столкновений русской пехоты с польско-литовской и казацкой конницей. Необходимость найти более или менее действенное и вместе с тем дешевое оборонительное оружие вместе с успешным опытом применения пехотных пик иностранными наемниками и ратниками князя М.В. Скопина-Шуйского, видимо, стимулировали процесс дополнения комплекта вооружения стрельцов древковым оружием (особенно если принять во внимание, что гуляй-город как полевая крепость оказалась недостаточно эффективной в столкновениях с польско-литовскими войсками)[532]. Правда, насколько длительной оказалась практика вооружения стрельцов бердышами и копьями на завершающем этапе Смуты и в первые послесмутные годы — сказать сложно. Осторожно предположим, что вскоре после «нормализации» жизни в стране стрельцы отказались и от бердышей, и от копий, вернувшись к традиционной связке пищаль (самопал) — сабля.
