«Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в. - [51]

.

Почему Ивану Должикову была оказана такая честь против его «компаньонов», сделавших, как оказалось, неправильный выбор, — неясно, хотя можно предположить, что связано это все же с более высоким служилым статусом стрельцов, нежели городовых казаков («из стрельцов выдачи нет?»). И еще одно интересное дополнение к перечню требований к кандидатам во стрельцы. В уже упоминавшейся грамоте князю С.Ю. Вяземскому предписывалось, чтобы он в отсылаемый отряд ратных людей «наймитов и прихожих людей и зерныциков не имал». В другом подобном случае прибирать велено было «волных охочих людей добрых, а воров бы, и бражников, и зернщиков» не брать, «чтоб от стрелцов никакого дурна не было»[334]. Очевидно, что если в «зборные» люди не годились наймиты, гулящие люди, пьяницы и любители азартных игр, то и в стрельцы они не годились ни в коем разе.

Из этих документов, датированных концом XVI века и началом следующего столетия, характер и состав прибираемого во стрельцы контингента более чем очевиден. Преследуя свой интерес, государство отнюдь не стремилось к тому, чтобы в стрелецкую службу уходили домохозяева-налогоплательщики, в особенности из числа тяглецов, а вот всякого рода вольница, «казаки» и всякие «младшие сыновья», короче, всевозможные «захребетники» и «подсуседки», лишь бы они были «молодые», «добрые» и «резвые». В царской грамоте в Елец И.Н. Мясному и стрелецкому голове И. Михневу так прямо и говорилось — «прибирали бы есте на Елец в стрельцы и в казаки захребетников: от отцов — детей, и дядь — племянников, чтоб в их место на дворах и на пашне люди оставались (выделено нами. — В.П.), чтоб в том вперед смуты не было»[335]. Фискальный и полицейский интересы государства, которые должны были соблюдаться при наборе стрельцов (и казаков, которые к тому времени также ведались в Стрелецком приказе), в этой выдержке из царской грамоты просматриваются весьма и весьма отчетливо!

Впрочем, и про стрелецкий интерес власть тоже не забывала, И вот, к примеру, бежавший из крымского плена курский стрелец Васька Степанов сын Розинин бил в 1622 г. челом царю Михаилу Федоровичу, что-де был он, «холоп твой в полону — пятнадцать лет, у крымских людей живот свой мучил за тебя государя» и вышел из полона и вернулся домой, в Курский уезд, «к своему родимцу пожить на время, в поместье сына боярского Потапа Васильевича сына Овдеева», а этот сын боярский «у меня холопа твоего лошади и рухлядь отнял, и в железа меня сажал и на цепь сажал, а велит государь мне жить за собою в крестьянах потому, что нехотя моей рухляди мне отдати», тогда как ни он сам, ни «деды государь мои, и прадеды служили тебе государь в стрельцах с Курска, а в крестьянех ни за кем не бывали». В ответной царской грамоте, адресованной курскому воеводе С.М. Ушакову, предписывалось: «как к тебе ся наша грамота придет, и ты курченина Потапа Овдеива сыскав поставил перед собою с полонянником Ваською с очей на очи, — ив том в Васькине иску в двадцати рублях с полтиною их судил и сыски всякие сыскивал накрепко. Да [по] суду своему и по сыску меж ними управу учинил по-нашему указу безволокитно, а без сыску его во крестьяне Потапу не выдавал»[336]. Таким образом, воеводе наказывалось безволокитно (sic!) разобраться в деле и «учинить управу» Ваське Розинину, исходя из его реального социального статуса.

Если речь не шла о наборе стрельцов в новый «прибор» (как писано было в майском 1580 г. разряде рати, которую должен был возглавить Симеон Бекбулатович на случай возобновления военных действий с королем Речи Посполитой Стефаном Баторием, «а стрелцов во Пскове, которых велено прибрать во Пскове, 1000 человек»[337]), то стрелецкий голова (или сотник — смотря кому было поручено это дело) должен был «прибрать» столько новобранцев, сколько не хватало до полного штата, и заполнить «убылые места» в своем приказе и сотне. О такой практике набора в рядовые стрельцы упоминавшийся нами не раз прежде г. Котошихин писал, что «как их (стрельцов. — В.П.) убудет на Москве или на службе, и вновь, вместо тех убылых, прибирают из волных людей»[338], и сложился такой обычай задолго до середины XVII в. Об этом свидетельствует, к примеру, уже упоминавшаяся нами прежде грамота стрелецкому голове И.А. Кашкарову, предписывавшая дополнить недостающихдо «штата» в 500 рядовых стрельцов «вакансии» в его приборе за счет «выбора» «лутчих» стрельцов и казаков из других астраханских приказов[339].

Стоит заметить, что применительно к городовым стрельцам, согласно приказной документации, действовал и такой еще механизм прибора, связанный с заменой присланных на годование стрельцов из других городов новоприбранными. Вот характерный пример. Из Разрядного приказа в приказ Городовой в январе 1578 г. была отправлена «память», а в памяти той, среди прочего, упоминались детали появления на свет городовых стрельцов. «По государеву цареву и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии указу посланы в новые неметцкие городы стрельцы с Москвы на время в Куконос двесте человек стрельцов, а в Володимерец сто человек стрельцов, в Резицу сто человек стрельцов, в Ровной пятьдесят человек стрельцов, в Скровной пятьдесят человек стрельцов, в Круцборх пятьдесят человек стрельцов, в Трекат пятьдесят человек стрельцов, в Леневард пятьдесят человек стрельцов. И всего в те городы по государеву указу послано на время с Москвы шестьсот пятьдесят человек стрельцов… А побыти им в тех городех на время, докуды в те городы жилетцкие стрельцы приберутся»