Якутия - [31]
- Молитесь, - сказали Васильев и Хек.
Хек подпрыгнул четыре раза, издал из себя какое-то сопение, поднял ногу, потом топнул ей по земле. Васильев подошел к человеку в желтой одежде, ударил его кулаком в спину, засмеялся и произнес: <Вы-же-бы-же. Вы-же-бы-же>. Потом он нагнулся, набрал в костре золы и засунул ее человеку за шкирку. Тот взвизгнул, встал на колени и стал пищать. Тут же все прекратилось; они все застыли в идиотских позах и больше не делали ничего. Саргылана и Елена, взявшись за руки, подошли к костру и запрокинули головы. Они начали петь, или выть, обратив свои прекрасные закрытые глаза в небо; и вся тундра вокруг как будто превратилась в один огромный гудящий колокол, или пустой старинный храм, в котором забытые миром монахи свершают свою службу; и небо, блекло развернутое над всем, что здесь было, стало непроницаемым и непостижимым, словно гениальный дирижер, и было непонятно, то ли небо рождает эти странные диссонансные прекрасные звуки, то ли они в самом деле исходят из глоток двух жриц, обращающих природу и реальность в музыку и свет. Они пели так, как будто хотели изменить чей-то лик и зародить новый мир. И даже когда их пение прекратилось и они подняли руки вверх, эти пронзительные звуки воистину существующего невероятия все равно остались повсюду: и на поверхности луж, и внутри шерстистых цветков, и в сердцах всех людей, и в душах всех существ. Тут же Хек и Васильев подошли к Саргылане и Елене, и все стали в ряд.
- Насмарку, - сказал Хек. - Будьте деревом! И они поклонились.
- Насмарку, - опять сказал Хек. - Будьте деревом! И они опять поклонились.
- Насмарку, - в третий раз сказал Хек. - Будьте деревом! И они снова поклонились.
- Что, что, что вы делаете?! - закричал Головко, вскакивая с матраса. - Зачем, зачем? Сделайте что-нибудь!
- Обряд, - сказал Хек. - Молитесь.
Головко, шатаясь, подошел.
- Я тоже хочу, - сказал он. - Насмарку! Будьте деревом! Тьфу-тпру-шру. А-а-а-ар. Поцелуйтесь! Поцелуйтесь! Так?
- Нет, - сказал Хек. - Не так. Сядьте туда, откуда пришли. Молитва!
Головко поплелся обратно и сел на матрас.
- Декламация, - сказал Хек.
Тут же Васильев вышел вперед, кашлянул, щелкнул пальцами и проговорил:
- Ее бог есть ее слава, ее надежда и ее высший путь. Ее бог есть она сама, как таковая. Ее бог есть так же, как есть она, или что-нибудь еще, или ее река, или ее море. Ее бог есть ее внутреннее напряжение и внешний облик; ее бог есть ее спокойствие и страсть; ее бог есть ее душа и сила. Ее бог есть Бог, олицетворенный в ней, так же точно, как ее Бог есть некий бог, присутствующий в ней. Бог - это просто Бог, вот и все; а ее бог - это просто ее бог, и ничего. Ее бог есть отбросы ее помоек, и говно ее уборных, и сердца ее красавиц, и чемоданы ее жителей. И восхитительность - это тоже ее бог. Когда ее бог создал ее, она возникла, словно новое творение, и другие страны были рядом, как ее подруги, и другие боги творили миры, как творцы. И ее бог пребудет всегда с ней, так же, как любовник прилепится к любовнице своей навеки, и сын не оставит мать никогда. Пока бог существует, она тоже есть, и если бог погибнет, начнется что-то другое. И бог есть над ней, словно солнце. И если бога зовут Баай-Байанай, то это большая удача для неба и народа, и если бога зовут Заелдыз, то он - самый великий.
- Заелдыз! - крикнул Головко с матраса. - Заелдыз! Откуда вы знаете?! Какая разница... Ерунда, какая же чушь. Заелдыз. Что мне делать? Избавьте меня от Бога, я заполнен Богом, я везде вижу Бога, и во мне тоже Бог! Я не могу!
- Молитесь, - сказал Хек.
Головко встал на матрасе на колени и произнес:
- Уажау! А! Изыди, Бог, отовсюду изыди.
И с небес, и с земель, и с души, како камень, и с духа и с телес.
Да укреплюсь я оставлением твоим. Господь постылый.
Да наполнит меня жизнь, пустота, заелдыз, да не гляну я в очи твои.
Да будет блаженством оставление Твое.
Господи, оставь, господи, оставь, господи, оставь.
Оставь меня, Боже, в покое, с самим собою и с кем захочу. Уа!
Головко вздохнул и поднялся.
- Что ты? - сказали Саргылана и Елена, подходя к нему. - Никакого Бога нет и не было, успокойся. Нет тайн, нет ужаса, нет вечных вершин! Есть только Заелдыз, Головко, Якутия...
- Софрон Жукаускас? - спросил Головко.
- Он есть.
- Абрам Головко?
- Он здесь.
- Якутия?
- Да.
Головко посмотрел на красивых жреческих девушек, словно созданных из воздуха, прелести и тепла. Их руки были переплетены, их волосы пахли нежностью, истомой и чистотой, их лица сияли в свете светлого вечера, переливаясь волшебством улыбок и загадочных желаний, их одежды трепетали, скрывая восторг и тайну их тел, их брови были устремлены ввысь, как дух праведного блаженного существа, и их глаза излучали радужную энергию в виде красных-оранжевых-желтых-зеленых-голубых-синих-фиолетовых лучей ласкового неистовства, струящегося невесомым горячим лотом любви и величия, который затоплял все что только было вокруг, мерцанием высшей женственности, рождающей из всего возможного свои дерзкие, розово-белые, нежно-волосяные, сплетенные в один огромный радостный клубок, прекрасные образы истинной желанности и чуда. Один наклон головы Саргыланы стоил всех звезд, которые сыпались с ее ресниц, как сияющие алмазы, похожие на божественные капли небесной росы. Щиколотка Елены была прекрасна, словно первый шаг, совершенный ясным умом на пути к знанию, счастью и высшему наслаждению. Они стояли вдвоем, как ворота в мир космоса и любви. И Головко, почувствовав венок на своей голове и плащ на своих плечах, встал на одно колено, протянул руку в небо и воскликнул:
В сборнике представлены три новых произведения известного многим писателя Егора Радова: «Один день в раю», «Сны ленивца», «Дневник клона». Поклонники творчества автора и постмодернизма в целом найдут в этих текстах и иронию, и скрытые цитаты, и последовательно воплощаемые методы деконструкции с легким оттенком брутальности.Остальным, возможно, будет просто интересно.
«Змеесос» — самый известный роман Егора Радова. Был написан в 1989 году. В 1992 году был подпольно издан и имел широкий успех в литературных кругах. Был переведен и издан в Финляндии. Это философский фантастический роман, сюжет которого построен на возможности людей перевоплощаться и менять тела. Стиль Радова, ярко заявленный в последующих книгах, находится под сильным влиянием Достоевского и экспериментальной «наркотической» традиции. Поток сознания, внутренние монологи, полная условность персонажей и нарушение литературных конвенций — основные элементы ранней прозы Радова.Перед вами настоящий постмодернистский роман.
Собрание всех рассказов культового московского писателя Егора Радова (1962–2009), в том числе не публиковавшихся прежде. В книгу включены тексты, обнаруженные в бумажном архиве писателя, на электронных носителях, в отделе рукописных фондов Государственного Литературного музея, а также напечатанные в журналах «Птюч», «WAM» и газете «Еще». Отдельные рассказы переводились на французский, немецкий, словацкий, болгарский и финский языки. Именно короткие тексты принесли автору известность.
Этот текст был обнаружен в журнале нереалистической прозы «Паттерн». http://www.pattern.narod.ru.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Джоэл бен Иззи – профессиональный артист разговорного жанра и преподаватель сторителлинга. Это он учил сотрудников компаний Facebook, YouTube, Hewlett-Packard и анимационной студии Pixar сказительству – красивому, связному и увлекательному изложению историй. Джоэл не сомневался, что нашел рецепт счастья – жена, чудесные сын и дочка, дело всей жизни… пока однажды не потерял самое ценное для человека его профессии – голос. С помощью своего учителя, бывшего артиста-рассказчика Ленни, он учится видеть всю свою жизнь и судьбу как неповторимую и поучительную историю.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
Новый остросюжетный роман широко известного у нас западногерманского писателя дает весьма четкое представление о жизни сегодняшней ФРГ. И перемены в общественно-политической обстановке в стране, вызванные приходом к власти в 1983 году правых сил, и финансовые махинации, в которых оказался замешан даже федеральный канцлер, и новая волна терроризма, и высокий уровень безработицы, и активизация неофашистских сил — все это волнует автора. Книга читается легко, детективный сюжет захватывает читателя и держит его в постоянном напряжении.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
Помните ли вы свой предыдущий год? Как сильно он изменил ваш мир? И могут ли 365 дней разрушить все ваши планы на жизнь? В сборнике «Отчаянный марафон» главный герой Максим Маркин переживает год, который кардинально изменит его взгляды на жизнь, любовь, смерть и дружбу. Восемь самобытных рассказов, связанных между собой не только течением времени, но и неподдельными эмоциями. Каждая история привлекает своей откровенностью, показывая иной взгляд на жизненные ситуации.
Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».