Якутия - [33]
Жеребец пятый
Однажды что-то случилось, и он открыл свои существующие глаза, обнаружив солнечные лучи, землю и реку вдали. Он лежал на какой-то цветной подстилке, и рядом валялись две палки. Он понял, что его зовут Абрам Головко, что он - один из жителей Якутии, и что он должен бороться за счастье этой Якутии, и осуществить ряд мер по переустройству Якутии в какую-то новую, более правильную Якутию, чтобы старая Якутия отошла в историю, включавшую в себя все то, что уже произошло. Над тем, что уже произошло, не было его власти. Прошлое было сильней. Значит, лучше утверждать старую Якутию?
- Вот он! - раздался торжествующий голос справа. Головко повернул свою голову и увидел бледного Софрона Жукаускаса с каким-то щуплым черноволосым человеком, одетым в брезентовый комбинезон.
- Я здесь, - машинально сказал Головко, ощутив легкую тошноту. - Вы уже встали?
- Да мы здесь уже хрен знает сколько времени... - возмущенно проговорил Софрон, но Головка его перебил:
- Кто это?!
Софрон улыбнулся и начал нарочито подмигивать.
- А вы не догадываетесь? Нет? Подумайте. Может, вы вообще не помните, для чего мы здесь?!
- Друг мой, - бесстрастным тоном произнес Головко, - мы здесь так же, как и там, но это тоже здесь, которое там. То, что я лежу, а вы стоите, не дает никому никаких оснований для таких утверждений. Вы же знаете, что, в конце концов, Якутия есть все. Поэтому, зачем...
- Заелдыз! - вдруг крикнул черноволосый человек, делая шаг вперед.
- Что? - осекся Головко.
- Заелдыз! - повторил человек, выставляя вперед левую руку.
- Ах, вот вы о чем... Да, конечно, заелдыз, это наш пароль в этом чудесном розовом Кюсюре... Правильно? А вы, насколько я понимаю, Август?
- Ну конечно! - злобно воскликнул Жукаускас. - Мы три часа ждем вашего пробуждения! Он мне все объяснил, и я больше не обижаюсь на вас и не считаю вас предателем, но все-таки, пора уже и делом заняться!
- Делом... - задумчиво повторил Абрам Головко, - глупости ума. И что же вам мог объяснить этот прекрасный юноша со светом в глазах?
- Это все жэ, - немедленно ответил Софрон.
- Что - жэ?!
- Все - жэ. Все ваши видения и прочие... грезы. На празднике <Кэ> они обычно бросают в костер цветы жэ, вы вдыхаете дым и...
- И что?
- Ну и испытываете там всякое. Меня, например, страшно тошнило. Еле отошел. Головко улыбнулся.
- Значит, жэ?
- Жэ.
Головко засмеялся.
- Но я ничего не испытывал. Ничего не менялось. А разве может что-то измениться?! Жэ, пэ, рэ, сэ, кэ, фэ, тэ. Какую чушь вы несете, Софрон Исаевич! Тошнило, видения... Я есть, меня нет... Не существует таких понятий. Но я готов приступить к деду.
- Вот: это типично, - неожиданно сказал Август. - Я же говорил вам о его реакции.
- Какая реакция? - улыбаясь, спросил Головко. - О чем вы вообще говорите?! Я просто спал, или не спал, просто жил, просто был. Какой еще костер, какое еще жэ?! Может, завтра вы скажете, что Бог состоит из медного купороса, и поэтому ангелы нам видятся в нежно-голубых тонах?! Или лучше так: благодать есть диэтил-триптамин. Я сам биолог, и сам могу разобраться в жэ, или в зэ. Разве это имеет смысл? И разве что-то его не имеет?
- Вот-вот, - сказал Август. - Это абсолютно характерно. Ну ладно. В конце концов, не все ли равно.
- Да! - торжествующе воскликнул Головко.
- Да, - хитрым тоном промолвил Софрон.
- Или нет... - произнес Август, зевнув. - Вставайте, я вам все расскажу, если вас это интересует.
- Меня интересует все! - вскричал Головко и немедленно встал с матраса.
Они неторопливо пошли куда-то в сторону от остатков пахучего догоревшего костра, от цветных чумов, в одном из которых, наверное, был Хек, - прямо в голое безлюдие, в чистую, лишенную всяческих вмешательств, тундру, где, как всегда, было все, что угодно и все миры; и где не было ничего, кроме цветов, карликовых растений и земли.
- Зачем мы идем? - спросил Головко. - Мы же были там?! Я хочу есть.
- Вот все ваши вещи, - сказал Софрон. - Нам повезло. Хорошо, что вы проснулись. Август вам расскажет.
- Что?! - воскликнул Головко.
Они отошли уже от Кюсюра на некоторое расстояние, когда Головко повернулся и посмотрел на фиолетовый чум.
- Там нигде никого нет, - сказал он.
- Они где-то там... - проговорил Август. - Да ну их. Я скоро уеду отсюда. Надоели мне все эти откровения и тайны!
- И куда же вы денетесь?! - насмешливо спросил Головко. Август недовольно посмотрел на него, но потом улыбнулся.
- А... Я же забыл, что у вас сегодня дебют. Первый раз в первый класс... Своего рода духовная дефлорация... Да ну его в жопу!
- Ха-ха, - сказал Головко.
- Мне надоело, - тихо проговорил Август, посмотрев почему-то в небо. - Я хочу чего-то еще.
- Правильно!... - засмеялся Головко.
- Вы не поняли! - крикнул Август. - Я хочу чего-то еще!
- Ну конечно, - с чувством превосходства отозвался Головко. - Так вот же оно.
- Ничего... - сказал Август. - Ничего. Попробуйте жэ раз пятьдесят, тогда поговорим.
- А сколько раз мне попробовать зэ? - усмехнулся Головко.
- Хватит! - вдруг сказал Софрон Жукаускас. - Вы, пожалуйста, возьмите свою сумку, а то мне надоело ее нести; и вообще, надо думать о будущем. Сейчас мы с вами улетим.
В сборнике представлены три новых произведения известного многим писателя Егора Радова: «Один день в раю», «Сны ленивца», «Дневник клона». Поклонники творчества автора и постмодернизма в целом найдут в этих текстах и иронию, и скрытые цитаты, и последовательно воплощаемые методы деконструкции с легким оттенком брутальности.Остальным, возможно, будет просто интересно.
Этот текст был обнаружен в журнале нереалистической прозы «Паттерн». http://www.pattern.narod.ru.
Собрание всех рассказов культового московского писателя Егора Радова (1962–2009), в том числе не публиковавшихся прежде. В книгу включены тексты, обнаруженные в бумажном архиве писателя, на электронных носителях, в отделе рукописных фондов Государственного Литературного музея, а также напечатанные в журналах «Птюч», «WAM» и газете «Еще». Отдельные рассказы переводились на французский, немецкий, словацкий, болгарский и финский языки. Именно короткие тексты принесли автору известность.
«Змеесос» — самый известный роман Егора Радова. Был написан в 1989 году. В 1992 году был подпольно издан и имел широкий успех в литературных кругах. Был переведен и издан в Финляндии. Это философский фантастический роман, сюжет которого построен на возможности людей перевоплощаться и менять тела. Стиль Радова, ярко заявленный в последующих книгах, находится под сильным влиянием Достоевского и экспериментальной «наркотической» традиции. Поток сознания, внутренние монологи, полная условность персонажей и нарушение литературных конвенций — основные элементы ранней прозы Радова.Перед вами настоящий постмодернистский роман.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.