«Я всегда на стороне слабого». Дневники, беседы - [46]

ТОЛСТАЯ: Понимаю. Это поразительно, конечно. Это сочетание равнодушия, желания закрыть глаза и уши…

ГЛИНКА: Да нет, даже не равнодушия. Я считаю это геноцидом по отношению к людям. Потому что когда я разговаривала, не буду сейчас называть фамилию этого человека, он мне сказал: «Это естественный отбор». Это мне в Москве сказали! Это естественный отбор.

ТОЛСТАЯ: Вот его бы так отобрать.

ГЛИНКА: Не надо никого отбирать. Надо просто подумать о том, что это не естественный отбор, это искусственный отбор. Понимаете, сейчас в обществе выживает сильнейший. Богатый и сильный. Вот они пройдут на операции, их будут держать столько, сколько нужно. А вот слабые… этих больных я вижу каждый день, и письма от этих больных я получаю каждый день, и телефонные звонки. Им реально некуда пойти, если у них рака нету.

СМИРНОВА: Елизавета Петровна, вот вы сказали, что журналисты — единственные, кто спрашивает, чем помочь, и единственные, кто сочувствует. А что, вообще не сочувствуют?

ГЛИНКА: Сочувствуют те, кто так или иначе соприкоснулся. Вот если вы сейчас аудиторию спросите, есть ли у них в окружении люди, которые больны раком или погибли от рака, наверное, две трети поднимут руку. Но сочувствовать будут те, кого это коснулось непосредственно.

СМИРНОВА: Кто был рядом.

ГЛИНКА: Кто был рядом и видел, как это проходило.

СМИРНОВА: А остальные?

ГЛИНКА: Остальные, ну, считают, что это…

СМИРНОВА: Умирают и умирают.

ГЛИНКА: Есть такое. Я вам скажу больше, мне пишут: «Зачем ты..? Давай их всех убьем».

ТОЛСТАЯ: Да вы что?!

ГЛИНКА: Мне пишут, что и тебя завалим, потому что ты достала нас, у тебя не бывает никакого позитива. Вот ты хоть раз что-нибудь такое напиши, а мы порадуемся. А то как ни зайдешь — у тебя похоронка.

СМИРНОВА: Это у вас в «Живом журнале»?

ГЛИНКА: Да, это в моем ЖЖ такие комментарии, я их оставляю. Или вот я сейчас подняла вопрос о хосписах для неонкологии. Не так давно я описала смерть одного больного, который был мне довольно близок — просто привыкла к нему. И вопросы: «А вы его убили?» Я пишу: «Нет». «А почему вы его не убили, если он мучился?» Понимаете? Вообще тема эвтаназии, к сожалению, в России поднимается. Потому что действительно, если не строить мест, где больной и его близкие будут в человеческих условиях, то тогда, наверное, правы мои оппоненты, которые говорят, что дерьмом ты, Лиза, занимаешься, а деньги надо вкладывать в высокие технологии… И тогда я, видимо, приму, что есть естественный отбор, и в него попадают и дети, и взрослые, и богатые, и бедные.

ТОЛСТАЯ: О чем разговор? Какие высокие технологии? Когда в центральных клиниках здесь, в Москве, лежат больные без всякого внимания и там нет туалетной бумаги. Потому что: «А что вы хотите? У нас ничего нет» — такой разговор…

ГЛИНКА: С гордостью говорят. Я знаю.

ТОЛСТАЯ: А при входе продают бахилы. Одна штука, одна нога — пять рублей. Вот тебе и рулон туалетной бумаги. И больные побираются друг у друга. И там сразу видно, кто добрей, кто злей, кто равнодушен, кто желчен. Потому что добрые всем делятся, вот этими жалкими вещами, из дома принесенными. «Стаканчик дайте пластмассовый, воды попить». — «Ну какой стаканчик? Стаканчиков у нас нет». — «Что же делать?» — «А не знаю, что делать». И чак-чак-чак по коридору в этот сумрак длинный…

ГЛИНКА: Это позор наш, наших больниц городских.

СМИРНОВА: А вы Зурабова взяли бы в хоспис?

ГЛИНКА: Конечно, взяла бы. Я всех возьму. И Зурабова, и не Зурабова, пусть он живет долго. У меня довольно странные бывают больные. Все думают, что я окружена ангелами. А бывают очень сложные по характеру больные. У меня умирал журналист, и я думала, что я сойду с ума. Настолько он был сложный. Молодой… погибал долго. На Украине. И трудно было найти подход. Убийца у меня умирал, освобожденный из тюрьмы, тоже это непростые люди.

СМИРНОВА: Скажем прямо, среди умирающих, так же как среди живых, встречаются сволочи.

ГЛИНКА: Как живем, так и умираем. Но вы знаете, перед смертью люди меняются. Не все, конечно, есть которые остаются такими же. А есть те, кто, когда узнают правду, вся шелуха с них слетает, и вы видите то, что есть на самом деле. Они становятся очень добрыми. Даже нетипично добрыми. Те, кто их знал, удивляются…

СМИРНОВА: А что вообще такое идеология хосписа? Как она возникла?

ГЛИНКА: Ну, это движение возникло в Англии еще в XIX веке, когда были построены первые больницы для умирающих. Были даже доктора, которые вели дневники, фамилии я вам сейчас не назову. В XIX веке был доктор, который прицельно собирал умирающих больных в Лондоне и делал записи. Он писал не столько о больных, а о своих ощущениях от работы с умирающими. И он написал интересную вещь, о которой я часто думаю. Он сказал, что нам повезло — мы попутчики с этими людьми на тот короткий момент, который они проводят в нашей больнице. Это помогает работать, потому что жалеть каждого, наверное, невозможно. С ума сойти можно, если ты входишь глубоко в судьбу какого-то человека и плачешь над каждым больным. Я как-то стараюсь всегда воспринимать больного как человека, с которым мы встретились на определенном жизненном этапе.