«Я всегда на стороне слабого». Дневники, беседы - [22]

— Все?

— Нет.

— Я тебя ненавижу, — но делает глоток еще.

Допил.

— Ты счастлива… теперь?

— Поешь — буду абсолютно счастлива. А пока — так себе.

— А ты?

— Я потом.

— А почему болит все время?

— Пройдет.

— Нет.

— Пройдет.

— Обманешь — убью.

— Не убьешь.

— Нет, не убью. И ты не сука.

— Нет, я не сука.

— Ты пантера, Лиза, ПАНТЕРА.

Из жизни хосписа

Apr. 21st, 2007 at 12:35 PM

Больная у меня была. Больше года назад. Молодая. С незаконченным романом в прошлом. Она нежно краснела, когда герой этого романа приходил к ней на посещение. Каждый день. С яблоками, персиками и букетами цветов.

В забытом прошлом имелся и муж, который тоже приходил, но редко. Бывает.

Друг — назовем его так — определялся фразой, которую я цитирую дословно: «Д. — это то, что удерживает меня в жизни. Если бы не он, я не боролась бы». Вот так.

То, что удерживало ее в жизни, недавно пришло в хоспис и потребовало справку о том, что он за ней ухаживал. Для суда. По имуществу.

Справку он получил. Все правильно. Он действительно приходил и ухаживал.

Выкопировка

Apr. 22nd, 2007 at 9:21 PM

Больной после ларингэктомии, то есть после полного удаления гортани. Провел у нас два дня. Помню не по тому, каким он был, а как умер.

«Он не испугался, он не успел», — говорила я себе и сестрам. Тряслись руки, этого не скрывали даже карманы, в которые я их спрятала. Палата выглядела как после — нет, не знаю, как после чего. Наверное, если из брандспойта облить красной краской белую комнату, это выглядело бы как то, что мы увидели.

Кровотечение из сонной артерии — это практически мгновенная смерть.

Родные были. Забрали тело.

Милиционеры пришли к нам через три месяца. От них мы узнали слово «выкопировка». Это перенос данных из ЗАГСа по свидетельствам о смерти. Совпадение по фамилии, имени, отчеству и году рождения. Ну, а дальше особого труда нет. Свидетельство о смерти выдается ЗАГСом на основании медицинского свидетельства, то есть справки с названием лечебного учреждения.

Мужчина разыскивался по подозрению в двойном убийстве. Родственники его прятали. Выкопировки по лечению — нет. И слава Богу. А по смерти — оказывается, есть. Так его и нашли.

Виновен он или нет — уже решили на Небесах.

А розовый круглолицый милиционер спросил:

— Он, может, сказал чего? А? — И жалостно продолжил: — Два висяка…

А больной говорить не мог. Нечем ему было говорить.

Я живой

May 24th, 2007 at 12:16 PM

Лет сорок, если верить справке. Без ступни — отморозил. Карие глаза, длинные вьющиеся волосы. Говорит быстро, будто спешит куда-то.

— Душа у меня есть, Петровна, бродячая она у меня.

— Болит где?

Смотрит, как будто я спросила его, как пройти в библиотеку.

— Чё болит-то? Душа и болит.

— Как ты спал?

— А-а-а. Петь хотелось. Гитара где моя?

— У друзей твоих.

— Ладно. Смотреть будешь?

— Нет. Вчера посмотрела.

— Правильный расклад.

Он говорит руками. Не знаю, с чем сравнить. Это не язык глухонемого, это не так, как говорят итальянцы. Это танец рук.

Выставляет два пальца на смуглой ладони — указательный и средний сложены вместе — и дирижирует своей речью.

По горлу провел, отведя худой локоть резко вверх, — так болело вчера.

— А сейчас?

Поднимает обе ладони на меня — как щит — не болит, значит. И головой качает.

— Гришка, какой же ты… Ты кто по профессии?

— Артист.

— Я так и подумала.

Важно кивает. Не обидела. Они это ценят.

— Пьешь?

Руки сжал в два кулака, голову втянул в плечи, глаза прищурил.

— Бывает. Я ж артист. И я живой.

— Сбежишь?

Виновато смотрит прямо в глаза, встряхивает волнистой гривой волос.

— Шампуня нет.

— Да ладно тебе, ты мылся вчера пять раз.

— Детский не возьму, а тот, что дали, твой наверное, духами пахнет, — морщит нос и подмигивает.

И снова — руками — жесты, уследить трудно, не знаешь, слушать или смотреть на него.

Входит Лёлик — доктор.

— Григорий, как дела?

Руки на коленях, голова в пол.

— Плохо.

Я отошла к окну, наблюдаю за ними.

— И что?

— Значит, так, — он пронзает доктора взглядом, — пива не дали, а обещали, и тапок жмет.

При этом взгляд опускается на ботинки доктора.

— Гриша, — не выдерживаю я, — дадим тебе новые тапки.

— Ботинок.

— Хорошо.

Он ходит на одном костыле, двумя не пользуется, не хочет.

Сбежит. Точно знаю.

Не мешки

May 28th, 2007 at 11:42 PM

Была у нас санитарка в хосписе — теть Маша. Таких уже не делают. Она знала ответ на любой вопрос, касающийся любого больного. От личных проблем до — когда последний раз пописал. Прирожденный психолог, она решала неразрешимые на наш, врачебный, взгляд вопросы.

Одного больного по просьбе родственников проконсультировал специалист, назовем его профессор Н.

Он многозначительно молчал, затем кивал головой, приводил данные по излечению с помощью его методики, разводил руками, слушал и говорил о процентах. Больной и родственники замерли в ожидании ответа.

Профессор снова помолчал, снова рассказал о проценте излеченных. По его методике. Уникальной.

Родственники спросили, когда можно приступить к лечению. Больной просто спросил, поможет ли ему это лечение. И тут профессор сказал, что гарантий дать не может, но попробовать стоит. Не бесплатно, конечно. Но можно. Без гарантий, так как обратились поздновато.

Они отказались от услуг светила. Родственники плакали. Больной растерянно смотрел на них, на меня и отчего-то на свои руки.