Я все отдам за тебя - [36]

Анна опустила сигарету в маленькую пепельницу у кровати. Дыхание ее участилось, руки дрожали, бриллиантовое кольцо отбрасывало солнечных зайчиков.

— Ach, lieber Gott! — повторила она. — Это просто кошмар какой-то!

— Особенно для Бинга, — согласилась с ней я. — У него почти все тело обгорело. Еще чуть-чуть, и он скончался бы на месте.

— А для меня?! — В ней заговорила эгоистка, а не мать умирающего мальчика. — Если об этом узнает мой муж… мои друзья… все, кто считает, что я родила только одного ребенка, тогда браку моему — конец!

— А как насчет меня? — разозлилась я. — Мне пришлось рассказать Стиву, что Бинг — не его сын. Думаю, он бросит меня, как только кризис останется позади.

Анна стукнула кулачком по ладошке:

— Это просто кошмар! И твой муж теперь в курсе, и доктора, скоро весь мир узнает. Разразится ужасный скандал!

Терпению моему пришел конец, и я набросилась на нее словно фурия:

— Господи, о чем ты говоришь? А как же Бинг? Да, я вырастила его, всегда считала его своим сыном, но родила-то его ты. Он твой. И он умирает. Только это имеет значение, не так ли? Ты его мать, Анна, и он брат Руди.

Она прижала руку к горлу. Никогда еще мне не доводилось видеть столь разительную перемену, произошедшую с холодной самоуверенной женщиной всего за несколько минут.

— Ach, lieber Gott! — беспомощно потрясла она головой.

— Ты обязана послать за Руди, — лихорадило меня. — Ты обязана позволить мне отвезти его в Англию. Он должен дать свою кожу Бингу.

Анна вскочила на ноги, щеки полыхают огнем.

— Исключено! Это может быть опасно.

— Ничего подобного… доктора слово дают. Если сердце у него работает нормально и здоровье хорошее, то опасности никакой нет.

Анна зажала рот трясущимися руками:

— Я не могу позволить, чтобы Руди страдал. Пересадка кожи — это же так больно!

— Да он даже ничего не почувствует. Он под наркозом будет, а потом останутся только неприятные ощущения. Даже температура не поднимется. Ничего страшного в этом нет. Сотни людей дают свою кожу для пересадки, как Стив, например, он же дал свою кожу Бингу. Если повезет, то одной операции будет вполне достаточно. Если понадобится вторая, то только недели через три-четыре после первой, когда Риксон-Додд сможет точно определить, какие участки тела все еще нуждаются в пересадке. Я еще до отъезда все как следует разузнала.

— Меня сейчас вырвет, — заявила Анна, клацая зубами.

— Прекрати думать о себе! Анна, Анна! Подумай о Бинге — о твоем сыне! Он умрет, если Руди не даст ему свою кожу.

— Да это просто надругательство — обращаться ко мне с подобной просьбой! Да я его даже не знаю, этого близнеца Руди. Он для меня абсолютно чужой. И Руди ничего о нем не известно. У него наверняка шок будет, вдруг он от него никогда не оправится!

Мне захотелось прибить ее прямо на месте, и все же я постаралась влезть в ее шкуру. Я собрала остатки терпения и снова пошла на штурм:

— С другой стороны, это может показаться ему очень забавным. Дети, они такие. Мне кажется, Руди будет очень интересно, ведь у него появится брат — в точности такой же, как и он сам. Это же просто здорово!

— Просто здорово! — зашлась Анна. — Снимать с него кожу по кусочкам!

— А как же Бинг? Он весь обгорел и так страдает, что Руди и во сне не приснится. Жизнь Бинга висит на волоске, а он такой чудный малыш…

Я подскочила к туалетному столику, порылась в сумочке, вытащила цветное фото Бинга и протянула его Анне:

— Погляди, ты только погляди на него!

Она поглядела, уронила фото на кровать и закрыла лицо руками:

— Это же Руди. Господи, это же Руди!

— Само собой, они же близнецы, — напомнила ей я.

— Это же Руди, — разрыдалась Анна. — О господи, бедный малыш!

Я немного воспрянула духом. Мне удалось найти нужный подход к этой странной женщине, пробудить жалость к ребенку, которому она подарила жизнь. Я села рядом и обняла ее за плечи.

— Представляю себе, как ты сейчас себя чувствуешь, бедная моя Анна. На твоем месте я бы так же отреагировала. Лицо Бинга совсем не пострадало, он его руками закрывал. Но тело… тело… — Я остановилась.

Анна вырвалась из моих объятий и поднялась:

— Мне надо в ванную. Меня сейчас вырвет.

Я отвела ее в ванную с санузлом, и она закрылась внутри. Я снова опустилась перед распятием:

— Смягчи сердце ее, пусть она почувствует, что должна помочь Бингу.

Когда Анна вернулась, прижимая платочек к губам, вид у нее был настолько больной, что мне действительно стало ее очень жаль. Она всегда была слабой, действовала, подчиняясь внезапным порывам, все важные решения перекладывала на плечи других людей. В Кицбухеле, например, она опиралась на меня. Вот и теперь Анна почувствовала необходимость прислониться ко мне.

— Выпей кофе, — кивнула я в сторону стола. — Сахару положить?

Она покачала головой, залпом опустошила чашку и попросила еще.

Как только зеленоватый оттенок лица стал более-менее нормальным, я снова заговорила с Анной:

— Знаю, это жуткий шок. Мне ужасно жаль, но ты ведь понимаешь, что выбора у меня не было, правда, Анна? Скрыть существование близнеца значило бы убить мальчика. Это единственный способ спасти его.

Анна кивнула и поднесла платочек к губам. Через несколько мгновений она снова обрела способность говорить.