Я видел, как живет Италия - [79]

Такое знакомо немножко и мне. Я рассказываю ему о случае, который произошел со мной вскоре по приезде в Италию. Когда я в автобусе уступил место молодой женщине, ее спутник схватил меня за руку:

— С каких это пор ты знаком с моей невестой?

— И это произошло в центре Италии, — добавляю я, — к северу от невидимой границы между Севером и Югом.

Однако наш собеседник не дает сбить себя с толку:

— Ну извините! Поднять ключ женщине — это просто жест, а уступить ей место в автобусе — это уже вызов. Здесь за такое вас ни о чем бы не спросили и вспороли бы не покрышки, а живот!

…Любителю водить машину я посоветовал бы проехать от Катандзаро до Козенцы. Эта дорога способна кого хочешь отвадить от руля: если я не ошибаюсь, она побила все рекорды по числу поворотов. В Козенцу мы приехали с наступлением темноты.

Любезный портье, заглянув в мой паспорт, закричал по-французски:

— Мы счастливы видеть вас в числе наших гостей, мсье Калеф! (Лилла утверждает, что при этих словах я зарделся от удовольствия.)

Не успел я разрешить про себя вопрос, читал ли этот человек мои книги или просто слышал обо мне, как с тем же выражением радостного удивления он обратился к дочери Альбиона — особе лет под шестьдесят, с зубным протезом скверной работы:

— We are very honoured to have you as our guest, miss Jones![175] (Лилла утверждает, что при этих словах я побледнел от досады.)

Козенца — спокойный город, который живет хорошо, ничего не делая. Здесь есть базар, и этого достаточно. По утрам окрестные крестьяне и ремесленники приезжают сюда, преодолев тридцать-сорок километров, чтобы продавать и покупать. Козенца лениво извлекает из этого обмена выгоду. Заглянули в редакцию местной газеты. Делами заправляют два брата. Они совершенно непохожи, но их невозможно отличить друг от друга: глаза — огоньки, хмурые лица, блузы цвета пыли, кругом всякая всячина, как в скобяной лавке. Между ними происходит своеобразный диалог, какого не придумаешь нарочно.

— Джулио, синьор хотел бы узнать, что происходит в Козенце?

— Ты прекрасно знаешь, Марко, что в Козенце ничего не происходит.

Это правда, счастливые люди живут без происшествий.

Из окна нашего номера на пятом этаже мы можем обозревать весь город. Под нами, на берегах Бузенто, безобразные дощатые лавки — типичный образец временного, ставшего постоянным. Они были построены муниципалитетом в надежде избавиться от черного рынка, процветавшего под открытым небом прямо на тротуаре. Время и изобилие товаров сладили с черным рынком, но уже не было средств разрушить эти лавки. Из каменистого серо-грязного русла реки грузовики вывозят песок, лениво нагружаемый лопатами. Согласно легенде — опять легенда, — перед смертью король вестготов Аларих спрятал сокровища, добытые в 412 году при разграблении Рима, на дне чахлого тинистого потока, с трудом прокладывающего себе путь между камнями. Слишком жарко, чтобы разыскивать этот клад.

Куда ни глянешь — малюсенькие дворики и переплетение плоских крыш, всеми известными и неизвестными способами сведенных одна с другой над убогими грязными стенами с редкими трогательными пятнами чистоты. Никакого урбанистического кокетства: рядом с заново отделанным, опрятным, красивым, зажиточным palazzo — нищий домишко. На улице нарядные, как для причастия, ребятишки в перчатках и шляпках дерутся с оборвышами. Над шоссе нависают ветхие балконы с великолепными решетками из кованого железа. Завтра и вчера, роскошь и нищета, лучшее и худшее находятся в непосредственной, абсолютной близости.

В замысловатой тени сорокаметрового крана, который с видом курицы-наседки переносит стройматериалы для дома современного образца, приютилась жалкая лачуга. Ее хозяин, должно быть, воспользовался ситуацией без зазрения совести: на ветхой, местами дырявой крыше четко выделяются новые черепицы. Повсюду цветы — увядшие или свежие, живые или искусственные. На пустыре, где находится свалка, облезлый домишко цветовода прислонился к стене сверкающего свежестью десятиэтажного здания.

Что ни говори, Юг — это что-нибудь да значит.

Прежде чем отправиться дальше, мы из профессионального любопытства заглядываем в Opera Valorizzazione per la Sila — учреждение, на которое возложено проведение аграрной реформы в этом районе. Приятная неожиданность — через десять минут нас приглашают на экскурсию в Силу. Ла-Сила — это горный массив, вернее, высокое лесистое плоскогорье. Пафнутий подождет нас в гараже. В наше распоряжение предоставлена машина с шофером и опытный гид. Путешествие оживляет словесная перепалка двух калабрийцев, наперебой расхваливающих свои родные города — Кротоне и Козенцу.

Два дня, не предусмотренные нашим планом.

Проехав менее двадцати километров, мы поднялись на восемьсот метров. Кто говорил, что на Юге нет деревьев? Густые тенистые леса великолепны. Воздух свеж и приятен. У нас заразительно веселые, оживленные спутники, в особенности наш гид, тонкий гурман, рассуждающий о кулинарном искусстве с Лиллой, о фотографическом искусстве — со мной и просто об искусстве — с нами обоими.

Если я правильно понял, Opera Valorizzazione per la Sila — первая районная организация, созданная для проведения новых законов в жизнь. И поскольку на сегодняшний день у нее самый большой стаж, результаты ее деятельности самые убедительные. Мы видели, что ETFAS удается лишь медленно пускать корни на Сардинии, a ERAS отстает от нее в Сицилии. У OVS уже имеются заслуги: в течение нескольких лет ею проложено 893 километра дорог для сообщения между участками, не считая 300 километров магистральных дорог; уложено 275 километров водопроводных труб и выкопано 50 водоемов; распределено 11 тысяч голов скота, более 40 тысяч кур, 700 сельскохозяйственных машин и 12 тысяч сельскохозяйственных орудий. Для новых обитателей построено 4300 домов (всего 19 тысяч жилых комнат), 2 тысячи человек уже заключили контракты с OVS, а тысяча ведет с ней переговоры.