Я видел, как живет Италия - [78]

Действительно — и, быть может, мы ничего более душераздирающего не видели, — в самых умирающих, самых нищих деревнях неприятнее всего поражали эти конторы, обклеенные яркими рекламами с изображением парохода и приглашением бежать, уехать в дальние страны, туда, где можно найти работу и хлеб, в которых отказывает людям эта неблагодарная земля.

— Конечно, — любезно сообщает Ф., — надо гарантировать эмигрантам и возможность вернуться домой. За редким исключением все они возвращаются.

— Но где же берут они деньги на поездку?

— Чаще всего это загадка. У них ведь нередко нет ни лиры за душой. Тогда мы в той или иной форме помогаем им материально. То есть существуют специальные кредитные конторы, имеющие агентов за океаном, которые взимают авансированные деньги.

Ф. с тоской вспоминает недавнее прошлое — первые послевоенные годы. Пречистая дева, сколько же было тогда эмигрантов! И никаких тебе норм, тарифов. Плата за проезд назначалась произвольно. На этом сколачивались целые состояния.

— И это было тем более приятно, — с обезоруживающей улыбкой замечает он, — что создавалось впечатление, будто оказываешь людям услугу.

По непроизвольной ассоциации мыслей он рассказывает нам о своей семье:

— Жестокое время, не правда ли, синьор? Чтобы заработать на жизнь, мужчине приходится покидать дом, семью, детишек. По счастью, в Италии укороченный рабочий день в субботу, это дает мне возможность каждую неделю уезжать домой, в Неаполь. Остальное время мой дом — отель жолли.

…Жил однажды ткач по имени Марцотто, он стал фабрикантом и так разбогател, что построил свою железную дорогу, связывающую «его» город с дорогами страны. После освобождения заводы у него отняли. Но вскоре (за что купил, за то и продаю) рабочие, соскучившись по твердой руке, позвали Марцотто обратно. Он, правда, поставил свои условия, но они были приняты теми, кто стосковался по сладкому рабству. И вот Марцотто снова взял в руки бразды правления в своем маленьком королевстве, и оно расцвело. Вечная весна коммерции. Поскольку однообразие, как правило, рождает скуку, этот человек надумал пуститься на самые волнующие авантюры. У него родилась идея создать в южных, обойденных судьбой городах современные отели, в которых были бы все удобства, но которые ничем не напоминали бы люкс. Так возникли отели жолли — их уже издали узнаешь по архитектуре. В них однотипные ванные, одинаковая планировка комнат и стандартная меблировка. Добрый гений путешественника, как объясняет наш друг: где ни очутишься — в Трапани, Никастро или Кампобассо, — спишь в одинаковых кроватях, завтракаешь за одинаковыми столами. Очень удобно.

Я признаюсь нашему собеседнику, что мы тоже от самой Сардинии систематически заезжаем в жолли и колеблемся, стоит ли останавливаться в городе, где такой гостиницы нет.

Зашел разговор о психологии людей дела. Наш собеседник приводит много примеров. Так, его собственному шефу генуэзцу в один прекрасный день надоело заниматься экспортом шелка, и он, купив по случаю корабли, стал судовладельцем. Единственный, кто остался «при своем деле», — это Маттеи, итальянский. король нефти. Но он буквально преобразил лицо Юга Италии. Станции обслуживания автомобилей AGIP, построенные по стандарту (на желто-коричневых стенах эмблемы — волчица-саламандра, изрыгающая пламя), придают игривость этому унылому ландшафту и оживляют его, как цветные пятна. И тут нам приходится сознаться, что, быть может, из благодарности за это нарядное украшение, мы предпочитаем набирать горючее в колонках AGIP. Наша благодарность дошла до того, что мы выучили наизусть сложное название его супергорючего — super-cortemaggiore.

Возможно, это и басня, но, как гласит народная мудрость, нет дыма без огня. Мы с интересом слушаем продолжение рассказа Ф. о Маттеи. Проведав — бог знает как — о том, что эмир — бог знает какой страны — остался недоволен отчислениями, получаемыми им от Англии и Америки, Маттеи прыгнул в свой самолет и поспешил предложить ему вдвое больше.

— Вот как он разделал англичан и американцев…

Эти слова он сопроводил жестом, описать который мне мешает элементарное чувство приличия; но наш собеседник применил его вполне непринужденно, сопроводив изящным поклоном в сторону Лиллы:

— Да извинит меня дама…

Не помню уже, как мы перешли к обсуждению достоинств жителей различных городов Италии. Миланец, по мнению Ф., чванлив, у него одно на уме — растранжирить деньги, и обязательно так, чтобы все это видели. Он мастер пустить пыль в глаза да похвастать. А вот генуэзец в воскресенье набожен, в будни свободомыслящ и легкомыслен, во все дни бережлив. Зато, когда потребуется, готов прокутить больше миланца.

Я осторожно спрашиваю:

— А южане?

Он отвечает решительно, не раздумывая:

— Варвары.

Однажды, когда он выпивал в погребке, туда вошла закутанная в черное женщина и стала умолять одного из посетителей, своего господина и повелителя, соблаговолить отдать ей ключ от дома. Не удостоив ее даже взглядом, тот швырнул ключ на землю. Наш генуэзец, любезно подняв ключ, подал его женщине.

— Это же естественно, ведь мы цивилизованная страна! Так что бы вы думали? В тот же вечер в покрышках моей машины появились проколы кинжалом. Вендетта!