«Я в Берлине. Сидоров» - [4]

Останусь ли я жив или нет — виды мои на будущее плохи“»[4].

Как считают Оока М. и Таникава С., эти строки, цитирующие Т. Манна, не только свидетельствуют о том, что за инициалом «М» скрыто имя Морикавы Ёсинобу, но и отражают настроения послевоенной Японии. Кроме того, уже накануне войны у многих японцев возникло «предчувствие мрачного послевоенного времени и, естественно, они не могли одобрить войну». Отсюда проникнутые иронией следующие строки Аюкавы: «Так, подшучивая над собой, / в неуклюже сидящей на нас форме, / с нелепыми ружьями, / мы уходили из ночного квартала по одному / и гасли как огоньки».

Поэма «Америка» содержит фрагменты произведений разных авторов (Томаса Манна, Франца Кафки, Ёсинобу Морикавы, Поля Валери) и «вероятно, опирается на слова еще большего количества людей». Как иронично заметил сам Аюкава: «В этом произведении достаточно много плагиата». Разумеется, он имел в виду чужое слово, цитаты и, возможно, поэтическую традицию Т. С. Элиота.

о смерти

в детстве решил: «вот ведь страшная жизнь!

если скажет мама „давай умрем“,

я кивну,

потому что жизнь — страшная, а смерть — легкая».

пришла юность, но с ней пришли и тяготы жизни,

а смерти теперь ты ждешь в страхе и смятении.

мир, все люди тебе отвратительны,

и между «жизнью» и «смертью» стоит знак равенства.

но после приходит зрелость

и с ней немного комфорта.

смерть становится очень простым фактом,

потому что теперь ты мужчина с жидкими волосами.

смерть не тревожит,

ты как бы боксер с лишним весом, которого сняли с

                                                                    ринга.

потом приходит молодежь, разгоняет запах смерти,

и ты похлопываешь по плечу: «ну-ну, привет…»

теперь я не жалею о смерти.

перестал тревожиться о жизни.

но и в том, и в другом случае это ошибка.

вот вам урок смерти: насвистывая,

ты останешься боксировать только с тенью.

1973–1978

Оока Макото и Таникава Сюнтаро пишут: «Стихотворение „О смерти“ посвящено тому, как меняется понимание Аюкавой смерти в разные периоды его жизни. Произведение интересно тем, что искусная самокритика здесь сменяется юмором».

Витторио Серени Афинская девушка Стихотворение Перевод с итальянского и вступление Петра Епифанова

Диалог сквозь войну и смерть

Есть женщины, сырой земле родные.

И каждый шаг их — гулкое рыданье,

Сопровождать воскресших и впервые

Приветствовать умерших — их призванье.

О. Мандельштам, 1937

И мировосприятие, и художественный язык Витторио Серени сложились задолго до первых поэтических опытов, в раннем детстве, а развивались — памятью о нем. Отец Витторио служил начальником таможни на приграничной железнодорожной станции. Луино, городок у отрогов Альп, на берегах узкого северного рукава Лаго Маджоре, — железнодорожные ворота Италии для стран Центральной и Северной Европы. На вагонах поездов, изо дня в день в определенные часы проходивших через Луино, читались названия более чем половины европейских столиц. Такие скромные предметы, как сетка расписания и стрелка вокзальных часов, имели волшебную власть соединять ритмы детской жизни, воображения, игр, снов и мечтаний Витторио с ритмами далеких блестящих городов. Мальчику из семьи, условно говоря, «станционного смотрителя», кажется, было предопределено иметь особые отношения с пространством и временем. Именно из полусознательного детского опыта он вынесет то острое и индивидуальное чувство вовлеченности в историческое пространство и время Европы, которое на всю жизнь останется характерной, отличительной чертой его поэзии.

Важным этапом в интеллектуальном и эстетическом развитии Серени явилось обучение на философском факультете Миланского университета, в семинаре по эстетике профессора Антонио Банфи. Этот семинар в 1930-е годы оставался одним из немногих непогашенных очагов свободной мысли в Италии. После войны ученики Банфи встали в первом ряду гуманитарных деятелей страны: философы, социологи, писатели, литературные критики, публицисты, педагоги. Крепкие связи среди «банфиан» (в истории итальянского XX века это слово является термином) позволили Серени сделать успешную карьеру — в течение многих лет он являлся главным литературным редактором крупнейшего издательства «Мондадори».

Одно из значительных обстоятельств «банфианского» периода жизни Серени — дружба с соученицей по семинару, поэтессой Антонией Поцци. Если Витторио видел в творчестве, помимо прочего, способ обрести место в обществе, то для Антонии поэзия была сокровенным служением, «исповеданием», реализацией особой религии как связи, единства всего со всем. Поэзии, по ее мысли, подобало собирать и возвращать все явления природы и культуры, будущего (в мистически ощущаемом ею призвании материнства) и прошлого (умерших) к единому исконному животворящему лону.

Витторио и Антонию не связывало любовное чувство: у него была возлюбленная, которой предстояло стать его женой, матерью его детей. Но дружба между обоими была весьма интенсивной и горячей. Во всяком случае, так видится из писем Антонии.

«Ты для меня вот что: существо другого пола настолько близкое, что мне кажется, что у меня в венах течет та же кровь, человек, которому можешь смотреть в глаза без смущения, который не стоит над тобой или перед тобой, а рядом, и идет вместе с тобой, по той же равнине»