Я уйду с рассветом - [66]

Я прикоснулся к ее пальцам, вздрогнув оттого, насколько они холодны. Я подышал на них и принялся массировать — сначала одну руку, потом другую. До тех пор, пока кожа не порозовела и не согрелась.

За весь день и всю ночь Шарлотта ни разу не пошевельнулась. Мы с Отто покидали ее только по нужде. Медсестры навещали регулярно. Наутро пришла Берта.

— Моего племянника попросили сопровождать военный транспорт до Шамбери, — сообщила она. — Там требуются врачи — в местной нацистской тюрьме творилось что-то ужасное.

Опустив голову, я потер затылок.

— Я договорилась, и вы сумеете поехать вместе с ним и другими медиками.

— Когда они отправляются?

— Сегодня днем. Оттуда всего сто километров до Лиона.

Я чувствовал, как она пристально смотрит на меня, но не мог отвести глаз от безжизненного лица Шарлотты.

— Я пригляжу за ней, — мягко произнесла бывшая аббатиса.

— Спасибо, что помогли мне.

Она встала и положила руку на голову Отто.

— Это самое малое, что я смогла для вас сделать.

Как только Берта вышла, я наклонился и, обняв Шарлотту, прижался лицом к ее ногам. Хрустящая белая простыня под моей щекой тут же стала влажной. Я не сразу ощутил у себя на шее прикосновение холодных пальцев. Вскинув голову, я посмотрел в серо-голубые глаза. У меня еще сильней сжалось горло, и я не смог выдавить ни слова.

— Где мы? — слабым хриплым голосом спросила Шарлотта.

Она перевела взгляде меня на Отто, потом осмотрела палату.

Я взял ее руку и прижал к лицу, ощущая губами слабый пульс жизни в тонких синих венах.

— В больнице, в Клюзе. — Я рассказал ей обо всем, что с нами произошло, и сообщил о новостях от аббатисы.

— А Оуэн? — прошептала она.

Я смог лишь покачать головой. Потом прочистил горло:

— Только Северин. Она в Лионе. В больнице. Не знаю, в каком состоянии.

— Тебе надо ехать.

Я закрыл глаза.

— Так и есть. Сегодня днем. Аббатиса договорилась: до Шамбери меня довезет военный транспорт, а оттуда доберусь сам.

— Жаль, что мне с тобой нельзя.

Наши пальцы сплелись, и я уткнулся в них лбом.

— А мне жаль, что я не могу остаться здесь, с тобой…

— Знаю… — Свободной рукой она провела по моим бровям, потом опустилась ниже, до подбородка. — Ты выглядишь усталым. Приляжешь со мной ненадолго?

— Конечно. — Я развязал шнурки ботинок.

Для троих кровать была слишком мала, и я лег, оставив на весу ноги. Я старался не задевать Шарлотту, но она поймала мою руку и прижала к себе.

— Иди сюда.

— Я не хочу сделать тебе больно, — ответил я, подчиняясь.

— И не сделаешь. — Она вздохнула, пока я осторожно пристраивался к ней под бок.

Я положил подбородок ей на макушку и прижался к ее телу. Отто согревал нам ступни.

— Как же я буду по тебе скучать… — прошептал она.

— А я по тебе. Мне жаль, что мы так и не отыскали ответов на твои вопросы.

Она уткнулась лицом мне в грудь и обхватила руку, которой я ее обнимал.

— Зато я нашла кое-что другое.

Шарлотта была изящной и слабой, отзывчивой и страстной, нежной идо бесконечности храброй. Я мог бы до конца жизни держать ее в объятиях, так и лежать, пока не наступят сумерки последнего дня. Я закрыл глаза и прижался губами к ее макушке. Шарлотта оставалась для меня загадкой, хотя мы и не разлучались предыдущие две недели. Но я точно знал, что она пылкая, бесстрашная и преданная, и мне была невыносима мысль о расставании с ней.

Время летело слишком быстро. Мы оба не спали, просто лежали в обнимку. Когда настал полдень, во дворе начал собираться военный конвой.

— Я бы подождал тебя…

— Знаю… — прошептала она. — Но теперь ты должен идти.

Я высвободился из ее объятий, расправил простыни и спрятал кольт под подушку. Присев на край койки, принялся надевать ботинки. Отто переместился так, чтобы его морда лежала у меня на бедре, пока я завязывал шнурки. Наконец я выпрямился и запустил пальцы в его черные кудряшки, прощупывая уши.

— Ты — славный парень, — мягко сказал я ему. Брови у него дернулись. — Я так благодарен тебе за то, что ты нашел нас тогда у реки и провел со мной все эти дни. Я знаю, что ты любишь ее не меньше моего, так что я не буду эгоистом и не позову тебя с собой. Оставайся с Шарлоттой и позаботься о ней.

Пес смотрел на меня своими темными глазами внимательно, с почти человеческой проницательностью. Он постучал хвостом по постели и ткнулся мордой мне в руку. Я наклонился и почесал его между ушами, погладил по спине. Когда я отстранился, Отто лизнул меня в щеку.

Поднявшись, я вновь повернулся к Шарлотте, склонился над койкой и, оперевшись обеими руками о края кровати, прислонился лбом к ее голове. В горле у нее захрипело, а лицо прижалось к моей шее. Я почувствовал, что из ее глаз льются слезы.

— Нет женщины с сердцем храбрее, чем твое, — прошептал я.

Она всхлипнула:

— Я найду тебя после войны.

— Обязательно! Hwyl fair am nawr. Это значит «прощай», но только до следующей встречи. — Я взял ее лицо в ладони и поцеловал в губы, теплые и мокрые от слез. А потом заставил себя отпустить ее.

Остановившись в дверях палаты, я оглянулся. Отто сидел на кровати и смотрел на меня, навострив уши. Шарлотта повернула ко мне голову, прикрывая рот рукой. Когда я помахал им, взгляд у меня затуманился.