Я стоял у ворот Москвы - [148]
Когда потом фюрер высказался в пользу широкомасштабной операции или «большого» решения с привлечением крупных сил авиации, я приветствовал такое решение от всей души! На это Кейтель сказал:
«Фюреру ваше предложение поначалу не понравилось. Но по мере того, как операция развивалась, он стал смотреть на происходящее спокойнее, а потом, когда успех был достигнут, им овладела неподдельная радость.
Но поговорим о Воронеже (!) — продолжал Кейтель. — В начале операции Гальдер и я имели сомнения насчет того, не свяжет ли операция по захвату этого города наши мобильные силы до такой степени, что это помешает нам наступать в направлении Дона. Перечитав изданную Верховным командованием сухопутных сил директиву, я попросил фюрера, который тогда собирался вылететь в группу армий, поставить вас в известность о том, что захват Воронежа не является для вас обязательным. Однако после обсуждения этого вопроса в Полтаве 3 июля у меня сложилось впечатление, что эта идея не была выражена достаточно [494] ясно и не до конца доведена до сведения командования группы армий».
Я заявил:
«Ничего подобного. Мой разговор с фюрером о Воронеже закончился тем, что я сказал ему: «Как я понимаю, я должен взять Воронеж, если это будет нетрудно сделать, но не должен из-за него ввязываться в тяжелые и продолжительные бои». Фюрер подтвердил это кивком головы. Но потом начались осложнения. Офицер связи при 4-й танковой армии радировал Верховному командованию сухопутных сил, что Воронеж, вероятно, можно будет взять только после тяжелых боев. Вейхс придерживался противоположного мнения, и я с ним согласился. Пока шли дискуссии по этому вопросу с Верховным командованием сухопутных сил, 6 июля танковый батальон 24-й танковой дивизии прошел через весь Воронеж почти без боя, после чего мы сообщили Верховному командованию сухопутных сил, что захватить город не составит труда…»
Кейтель сказал:
«Фюрер после этого долго еще говорил: «Под Воронежем мы потеряли 48 часов». Судя по всему, он рассматривал это как серьезную потерю времени».
Я ответил:
«Но не следует при этом забывать, что вся операция отняла значительно меньше времени, нежели планировалось. Несколько раз, в том числе во время встречи с фюрером 3 июля, я напоминал об опасности отступления русских. Совершенно очевидно, что я сделал все возможное при сложившихся обстоятельствах, чтобы совершить поворот к югу как можно быстрей. Когда Гальдер позвонил генералу Зоденштерну 5 июля и сказал ему, что фюрер проявляет нетерпение и осведомляется, почему до сих пор не захвачены плацдармы на Тихой Сосне, я мог бы ответить ему, что эти плацдармы уже фактически захвачены».
Я не стал входить в дальнейшие детали, которые могли бы проиллюстрировать, как группа армий развивала наступление в южном направлении, преодолевая сопротивление противника. Я, кроме того, не стал говорить о том, [495] что это группа армий, а вовсе не Верховное командование сухопутных сил пришла к идее относительно большей целесообразности атаки силами правого крыла 4-й армии, а также осуществления руководства всей операцией из единого командного центра с самого начала.
Под конец Кейтель заметил, что фюрер выразил сомнения на предмет того, позволит ли мне здоровье довести текущую операцию до конца (!), но это заявление фюрера нельзя, разумеется, воспринимать всерьез.
Когда беседа завершилась, Кейтель сказал:
«Не уверен, что мне удастся изыскать возможность сообщить фюреру в деталях все вышеизложенное. Это легче сделать в полуофициальной обстановке, но фюрер всегда встречается со мной в присутствии двух стенографистов, при которых я не могу обсуждать столь деликатные вопросы!»
Когда я спросил, что думает высшее руководство относительно дальнейшего хода войны, Кейтель ответил:
«Англо-американцы проигрывают! И русские тоже проиграют!»
26/4/43
Анонимные, напитанные ядом письма, призывающие к бунту, которые приходили ко мне в последнее время и чрезвычайно меня раздражали, наконец перестали приходить. Вместо этих писем сегодня я получил послание от одной женщины из Бремена. Она пишет, что так больше продолжаться не может и нам нужно наконец снова выбрать себе государя. Она лично — как это мило с ее стороны! — выбрала меня. Эта писулька настолько меня позабавила, что я изыскал время, чтобы сделать запись об этом в своем дневнике…
Так как у меня нет никакой фактической информации, я не могу дать адекватную оценку нынешней ситуации. Я не знаю, где Верховное командование хочет нанести [496] главный удар, не знаю, можно или нельзя без него обойтись, как не знаю и того, насколько может преуспеть наш план изматывания русских путем нанесения локальных ограниченных ударов. Необходимо, чтобы все планы основывались на достоверной разведывательной информации. Если силы русских убывают, тогда такие удары могут принести пользу. Если же нет, тогда «сражение на истощение», которое ведется сейчас в районе Орла, может стать для нас повторением сражения под Верденом (1916 год), каковое, как всем известно, привело к обескровливанию германской армии. Но нам нужны войска для отражения приближающегося англо-американского наступления, поэтому я не знаю, хватит ли у нас сил для одновременного проведения крупных наступательных операций на востоке.
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.