Я себя до конца рассказала. Сборник стихов израильских поэтесс - [10]

Огромный желтый мир нагроможденный:

Столицы, реки, толпы весен, пыл

Оживших красок на дорогах талых.

И он шагал, груженный через край.

Так в час заката вол усталый

К гумну волочит урожай.

5

Как мчались поезда! Воспоминанья

О родине над рельсами горят.

Бурлящая вода, мечей бряцанье.

Впивался в ночи мучеников взгляд,

Куда-то увозимых. Жизнь молчала.

Тень от ветвей, осколки света, ад —

Во тьме окна. Молитва зазвучала,

И чей-то шепот вдруг рассказом стал

О сыне и о доме у причала.

Как безвозвратно мчались поезда!

6

В саду цветенье молодое стонет,

Ему бы только жить и жить скорей!

В глазах у нас его раскраска тонет.

Огонь и страх в дыхании зверей.

Легка луна, застывшая в прохладе,

И все так чутко-двойственно при ней.

А ночь живет в крови, и в аромате,

И в смерти этой, в страстности хмельной.

Все звезды зацвести бы рады

В тиши руки родной.

8

Как сердце умирающее наше

Дню новому преподнесем с зарей?

Вино в бокале бродит, как и раньше,

И небо опоясано дугой.

Рассвет — на нивах пляшет и в горах он,

И солнце жмется к озеру щекой.

Лишь мы, парализованные страхом,

Лишенные мечты, познав урон,

Цветущую расстелем землю прахом,

Как траурный венец в день похорон.

9

Звезда, покинутая в дебрях мрака.

Рев моря. Бьет в отчаянье волна.

Пустыня. Ветров черных передряга.

И глыбы тьмы столпились у окна.

Ночное небо воем вод отпето.

И лишь звезда далекая одна —

Бутон зеленый, нежный, искра цвета —

Ведет, как вестник сбыточности сна:

Быть может, между полюсами света

Взошла, взошла вселенной всей весна.

Я шла тогда Пер. В. Глозман

Я шла тогда,

Как будто кто-то был в меня влюблен.

Руины хохотали на полях

И ветер — там, в могучих небесах.

Я шла тогда,

Как будто снилась я кому-то.

В ночи рождались, расцветая, бездны,

И море-зеркало меня нарисовало,

И будто некто обо мне стихи слагал.

Я шла, и в мир иной войти пришлось,

И там, казалось, что-то началось.

«Красивый, древний гимн…» (сонет) Пер. В. Глозман

3

Красивый, древний гимн, который как-то[13]

Осенним вечером пропел ты мне,

Когда трудился дождь в моем окне,

И в песнь твою врывался гром бестактно, —

Глубокий звук его — органный звук;

Мотив был легок для запоминанья,

Чужой язык, нездешнее сиянье,

И воспаленный, в алых маках, луг.

Стучало его сердце — за дождем,

За каплями, измученным окном,

За много миль от темного заката,

В сиянье, где пропал его ответ,

И в тяжести упитанного сада…

Была ли я в той песне — или нет?

В этот день Пер. Л. Владимиров

Хлеб режут в этот день,

В корзину сыплются плоды,

Под отчий кров приходят сыновья,

И ожидают дочери в дверях.

Идут по небу облака,

Чтоб сад, чтобы поля благословить.

И в городе, у входов на базары,

Благоуханье сливок, запах масла.

Искрится рыбья чешуя,

И льется в этот день вино.

Да как ты в этот день умрешь, душа!

Прекрасен, полон день,

Он собран, прост,

Он свет,

Он день —

Такой же день, как все!

Да как же отправляться на покой,

Когда еще не стихнул голос дня,

Да как же ты, душа, простишься с днем,

Когда еще не смолк дневной народ,

Да как же, как ты с трауром пойдешь,

Когда еще не стихнуло веселье,

И как ты встретишь вечной ночи тьму,

Привета не послав звезде вечерней, первой?

«Неужто мы дни всепрощения узреем…» Пер. Э. Готесман

Неужто мы дни всепрощения узреем глазами своими?

Полями пройдешь ты, где путник наивный прошел.

И будут клевера листья ласкаться с ногами босыми,

и жнивья будет сладок укол.

Или дождь на тебя налетит; капли роем

По лицу, волосам, по плечам, по груди застучат,

И от свежести этой засветится сердце покоем,

Как край тучи, на солнце лучась.

Все спокойнее будешь вдыхать в себя запахи пашни,

И из зеркала луж будет золотом солнце светить.

И все просто, все ясно, доступно и вовсе не страшно,

И можно, и можно любить.

Ты пройдешь по полям, осененная помыслом горным,

По дорогам, что корчились в муках, в крови целый век.

Вновь чиста будешь сердцем, скромна и покорна

Как трава, как простой человек.

Сосны (сонет) Пер. В. Глозман

Здесь не услышу голоса кукушки,

И дерево не спрячется в снегу,

Но среди этих сосен, на опушке,

Я снова с детством встретиться могу.

Звенят иголки сосен: жили-были…

А я сугробы родиной зову,

И этих льдов густую синеву,

И песен тех слова, слова чужие.

Быть может, только перелетным птицам,

Которых держит в небе взмах крыла,

Известно, как с разлукою смириться.

О сосны! Родилась я вместе с вами,

Два раза вместе с вами я росла —

И в тот, и в этот край вросла корнями.

Элул [14] в Галилее Пер. Я. Хромченко

I

На сто молчаний слез мне не достало.

Вершины гор. Безмолвие вокруг…

Среди колючек мы брели устало

Под ветром, устремившимся на юг.

Лишь на распутье — старая маслина,

С корней до серебрящейся вершины

Печально-одинокая, как ты.

Трепещут на ветру ее седины…

Среди шипов спускался путь наш длинный —

До полной темноты.

II

Средь желтых гор осенней Галилеи,

Сухой элул еще не перейдя,

Когда из трещин выползают змеи

И, извиваясь немо, ждут дождя,

Как жажду доброты твоей в печали,

Как дорожу сочувствием твоим!

Смотри: деревья от плодов устали,

И мы, усталые, подобны им.

Последнее сияние Пер. Я. Хромченко

Последнее сияние заката —

Как золото безмерной чистоты.

Стеклом, уже оплавленным, объяты

Вершины гор и дальние хребты.

Стоят неслышно голые деревья

Под светом чередующихся лун,

Как инструмент, загадочный и древний,