Я себя до конца рассказала. Сборник стихов израильских поэтесс - [9]

И если есть другой секс, то пускай при

ведут его сюда, мы узнаем его и тогда от

кровенно поговорим, что вот он или нету его.

Что мы ведь уже утомленынчеочень от

наших жен и подруг девственниц, и все

это время показывают в картинах, что вот

взаправду что-то есть другое, и мы

сквозь роздых чувствуем, что это не зря.

И если есть другой секс в мире другом,

женщины новые и знающие, то от

чего не приведут сюда нескольких, чтобы они на

учили наших жен усталых, и может быть кста

ти откроют границы, а то мы ведь

утомленынче и зажатычересчур мы здесь.

Два сада Пер. С. Гринберг

когда один сад — все его плоды желтые, спелые и весь он округлый,

и еще один сад — все его травы и деревья тонкие, тонкие,

и когда округлый сад чувствует тонкий сад, чувствует округло,

и когда тонкий сад чувствует округлый сад, чувствует тонко,

и округлой этой роще садовой нужна тонкая,

и тонкой этой роще садовой нужна округлая,

и в округлом саду от каждого плода восходят и опускаются трубы трубчатые,

и в тонком знаки направления,

и по трубам проходят раздаваясь голоса спелых плодов,

и в другом в тонком саду голоса нету,

и округлому саду нужна тишина,

и тонкий сад влекут голоса,

и когда чувствует округлый сад тонкий сад,

докатывает голос до края плодов и не восходит по трубам,

и живет округлый сад формами жизни своей,

и когда чувствует тонкий сад округлый сад

ударяют символы-знаки верные его по верным плодам и играют,

так играет тонкий сад в тишине, в тишине.

Леа Гольдберг

Город [10] (Из цикла «Тель-Авив, 1935»)

Он дышал еще запахом нового дома,

Нежилой пустотою открытых окон,

Волшебством новизны, непонятно знакомой,

Точно дважды приснившийся сон.

Опоясанный морем и зноем, хранил он

Тайны раковин, залежи древней тоски,

И томимые жаждой сбегали пески

На заброшенный берег, расписанный илом.

Кольца дыма Пер. Э. Готесман

1 «Тени дыма по стенам легко летят…»

Тени дыма по стенам легко летят

Вверх — за кольцом кольцо.

Смотрят часы — и не могут понять,

Так спокойно мое лицо.

Стрелки часов — кверху, как брови:

«Что происходит с вами?

Или собираетесь горечь дней

Грызть тупыми зубами?..»

Покой по ошибке забрел в этот день.

Свернулся и спит, как кот.

Со стен мне его улыбается тень,

Как дымных колец полет.

2 «Подкрался вечер…»

Подкрался вечер. Печально это слово.

Опять заныло сердце у меня.

В вечерний час дверь запираю снова,

и я одна до завтрашнего дня.

Сквозь ставни тени в комнату влетают,

Садятся, окружая лампы свет.

И так загадочно и трепетно мигают,

глядя на мой дрожащий в зеркале портрет.

Глумятся окна надо мной, насмешку пряча,

Лишь лампа сверху сокрушается: «О, Боже!

Сейчас они заголосят, заплачут —

Та в зеркале и та, что на нее похожа»…

Лисьи песенки Пер. Э. Готесман

1 «Два образа мне удалось сберечь…»

Два образа мне удалось сберечь

Из сказок детства: осень и лисицу в чаще.

Я слышу, как загадочна их речь,

Сложна, мудра, как смех сквозь плач дрожащий.

Они как призраки… Кричит мне желтый лист:

«Лови, лови, я твой», — и с ветром улетает.

«Я твой, я твой — лови!» — зовет злаченый лис,

И смотрит умными глазами, не моргая.

И сердцу хочется бежать по их пятам

Тропой извилистой… Но вдруг мне ясно стало:

В них — вечности рубеж. Жизнь смерть встречает там

Стой, сердце, не гонись, пока ты не устало.

Меж листьев золотых я в мой осенний час

Пройду, и средь деревьев в золотом уборе

Засветятся мне свечи лисьих глаз,

Мелькнет насмешка смерти в лисьем взоре.

2 «Виноград крадут лисы малые…»

Виноград крадут лисы малые.

Между лоз — следы лисят.

Грозди лоз гнут лисы малые.

Ведь уже созрел виноград.

Лисы малые, как вас догнать?

Как мне за вами поспеть?

Разве можно сказку в саду поймать

И на ключ запереть?

Разве в клетке удержишь улыбки свет,

Ускользающую любовь?

Завтра утром в песке будет новый след:

Виноградник ограблен вновь…

Деревья [11] Пер. Т. Должанская

5

На том конце деревни пес пролаял,

Здесь канула звезда меж темных тополей,

И босоногий шаг по озими полей

Прошелестел невнятно и растаял.

Река раскинулась беспечней и вольней —

В тиши она от гнета бурь очнулась.

Сквозь негу дремы дерево коснулось

Дрожащей ряби отсветом ветвей.

Вот вспыхнула заря и в первом свете

Шагают наши маленькие дети,

Бесстрашно устремив на солнце глазки.

И светлый луч струится в их крови,

Как теплый ток от корня до листвы,

А ветер льнет к кудрям их с тихой лаской.

О цветении [12] (Терцины) Пер. О. Файнгольд и А. Пэнн

Посвящается Аврааму Бем-Ицхаку

1

Цветенье клещевины, свершившееся за ночь.

Горячий след румян по листьям полоснул.

Аллея жмется к изгороди пьяной.

Сомлевшее на пастбище, ко сну

Плетется стадо. Высь взволнованная катит

Барашка облачного белизну.

Как преломленный луч в бурливом водопаде,

Все это промелькнет и в запахах полей

Все возродится вновь. Трава в крови заката

Нежна и будто бы растет из тишины моей.

2

Старуха. Смуглолицая доярка.

Над синью глаз — труда и лет седины.

Ведро. Из хлева, пенистый и жаркий,

Клубится пар. И вымени пучины

Покорены заботой этих рук —

Так морякам канат покорен длинный.

Безоблачные дали по утру.

Стан женщины над белым изобильем.

И, замыкая будней светлый круг,

Волшебница, колдуя, правит былью.

3

Что смерть в окно заглянет, знали мы.

Был взгляд ее, вопящий и бездонный,

Прозрачно-холоден, как пелена зимы.

Сквозь эту пелену, мерцая, плыл