Я рожден(а) для этого - [51]

Наконец Роуэн, Листер и Джимми скрываются за ширмой. Все идет как надо.

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ

Я быстро теряю счет людям, которые подходят к нам, чтобы пару минут спустя исчезнуть за занавеской. Хотя мы заранее не репетировали, все равно сразу определились, кто что говорит. Когда к нам направляется очередная фанатка, Листер приветствует ее, спрашивает, как дела, она отвечает, Роуэн реагирует на слова, которые требуют реакции (например, если она принимается рассказывать, как сильно нас любит, как мы изменили ее жизнь и так далее), а потом вступаю я с короткой, но прочувствованной репликой о том, как мы рады, что она пришла нас повидать.

Затем Роуэн предлагает ей сделать селфи, потому что из нас троих у него самые длинные руки.

Конец.

Пока все идет по плану.

Роуэн был прав: зря я беспокоился. Ничего страшного не случится.

Почти все поздравляют меня с днем рождения. Многие спрашивают, что случилось с моей рукой. Я честно отвечаю, что случайно разбил кружку.

– Я читала об этом в интернете, – вдруг слышу я. Слова застают меня врасплох, я теряюсь, что ответить, но Роуэн приходит на выручку:

– Хотите сделать селфи? У меня самые длинные руки!

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем нам предлагают прерваться минут на пять. Иногда мы работаем без перерыва, но сейчас Роуэну хватает одного взгляда в мою сторону, чтобы ответить:

– Отличная идея, пять минут будет в самый раз.

Кто-то протягивает мне бутылку воды, и я осушаю ее за десять секунд.

Листер садится на пол.

– Ты как? – шепотом спрашивает Роуэн.

– Нормально, – так же шепотом отвечаю я.

Мне жутко хочется рассказать ему о том, что произошло между мной и Листером в туалете – и признаться, что я дико боюсь фанаток.

А еще задать сакраментальный вопрос: какой смысл в «Ковчеге», если он делает нас несчастными?

Но когда Роуэн, пристально глядя мне в глаза, снова спрашивает:

– Правда?

Я вру:

– Да. Все хорошо.

И, кажется, он мне верит.

АНГЕЛ РАХИМИ

Перед нами в очереди еще три человека, а в хвосте тем временем назревает недовольство. До меня доносятся крики: «Да прекратите толкаться!» – люди дышат друг другу в затылок. Зал набит битком, и многие начинают нервничать.

Хотя СМИ привыкли выставлять нас не в лучшем свете, фанаты, как правило, довольно отзывчивые. Мы всегда готовы помочь другим членам фандома, потому что независимо от того, кто мы, чем занимаемся и откуда приехали, есть одна вещь, которая нас объединяет.

Впрочем, было бы ошибкой заявлять, что все фанаты – сплошь ангелы с крылышками. В толпе непременно найдутся те, кого природа эмпатией обделила.

– Почему все пихаются? – недовольно бормочет Джульетта. Это ее первые слова за последние полчаса.

Еще одна девушка скрывается за ширмой. Теперь перед нами только два человека.

Мак выглядит так, словно хочет умереть. И тоже упорно молчит. Пока мы стояли в очереди, мне пришлось болтать с соседями – они-то, по крайней мере, рады здесь находиться.

– Я могу уйти, – вдруг заявляет Мак.

Джульетта отводит взгляд.

– Лучше бы твой билет достался тому, кто действительно хотел сюда попасть, – ворчу я.

Мак смотрит на меня так, будто я прилетела с другой планеты.

А в следующий миг раздается грохот.

Зал замирает, и воздух взрезает громкий крик:

– Какого хрена, какого хрена?..

Из-за ширмы, спотыкаясь, выходит Роуэн – лицо его залито кровью.

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ

Счастливая маска плотно пристала к моему лицу. Я делаю вид, что все в порядке, хотя червячок беспокойства продолжает точить меня изнутри.

А потом к нам устремляется очередная девушка. Она не улыбается, и в руках у нее нет телефона. Она явно не горит желанием с нами фотографироваться.

Нет, она достает из сумки кирпич.

Обыкновенный кирпич. Из таких строят садовые ограды.

Наши телохранители не супергерои. И она успевает швырнуть кирпич в Роуэна, прежде чем охрана сбивает ее с ног. Кирпич прилетает ему точно в голову. Роуэн с криком прижимает ладони к лицу, а девушка – какая-то случайная девушка, которую мы видим в первый раз, – истошно визжит, что ненавидит его, что он не имел права так поступать и что из-за них с Блисс ее жизнь теперь разрушена. Телохранители крепко прижимают ее к полу, а Роуэн тем временем убирает руки от лица и глядит на испачканные кровью ладони. Просто сидит и тупо пялится. Кажется, от шока он не до конца верит, что это происходит на самом деле. И я его понимаю. Мне тоже не хочется верить.

Потом Роуэн встает и, пошатываясь, выходит из-за ширмы. Наверное, ищет дверь, через которую мы пришли, но вместо этого оказывается прямо перед толпой. А я сижу на стуле, как приклеенный.

Все произошло за каких-то десять секунд.

Роуэн. Стряхнув оцепенение, я вскакиваю и иду за ним. Листер пытается остановить меня, говорит, что мне туда нельзя, но я ничего не слышу. Просто вываливаюсь за ширму и нахожу глазами Роуэна ровно за миг до того, как нас сметает потоком тел, вопящих наши имена.

АНГЕЛ РАХИМИ

Толпа отрывает меня от Мака и Джульетты и сносит веревочное ограждение. Те, кто жаждет прикоснуться к «Ковчегу», уверенно теснят тех, кто еще сохранил остатки разума. Почти две сотни фанатов в мгновение ока превращаются в бурлящую, неуправляемую массу. Я теряю Роуэна из виду – из его разбитой брови продолжает течь кровь – и, подхваченная потоком, оказываюсь в противоположной части зала. Билет на встречу, который я приберегла для автографов, вылетает из рук. Похоже, о нем можно забыть. Меня сжимают со всех сторон, становится трудно дышать. К горлу подступает паника. Сейчас я хочу только выбраться отсюда, и как можно скорее.