Я рожден(а) для этого - [50]
Для миниатюрной девушки вид у нее сейчас устрашающий.
– Ты же не фанатеешь по «Ковчегу». – Это не вопрос, а утверждение.
– Что? Нет, я…
– Ты просто врал мне все это время, потому что я тебе нравлюсь, – продолжает Джульетта.
Мак заливается краской и беспомощно бормочет:
– Нет, ты все не так…
– Не так? А как? – Губы Джульетты кривятся в недоброй усмешке. – Просвети меня.
Но Мак не знает, как оправдаться.
– Блисс была права, – едва слышно шепчет Джульетта. – Боже мой.
Больше никто ничего сказать не успевает: зал взрывается криками, и мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, в чем причина.
«Ковчег» здесь.
ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ
– Там же есть ограждения? – С этим вопросом я пристаю ко всем, кому не повезло оказаться рядом: к Роуэну, Листеру, Сесили, случайному работнику сцены, даже к нашим телохранителям. – Барьер какой-нибудь?
Мы стоим в коридоре, за стеной шумит зал для встречи с фанатами. Охранники и работники Арены не отходят ни на шаг, вид у них напряженный и сосредоточенный. Я от волнения болтаю без умолку и одновременно пытаюсь делать дыхательные упражнения, которые, разумеется, не помогают.
Рука Роуэна ложится мне на плечо.
– Джимми, успокойся, – негромко говорит он.
– Как думаешь, они будут спрашивать нас о том, что случилось на неделе? О той фотографии?
– Ты не обязан отвечать на все вопросы. Ты вообще не обязан говорить, если не хочешь. Нас там будет трое.
– А вдруг они решат, что я не просто так надел эту толстовку? – Я вытягиваю руки, демонстрируя надписи «ПРАВДА» и «ЛОЖЬ» на рукавах. Фанаты же вечно во всем ищут намеки.
– Ладно тебе, это всего лишь толстовка, – качает головой Роуэн.
– Нет, они не позволят мне отсидеться. Они точно захотят, чтобы я что-нибудь сказал. – Я начинаю задыхаться. Остальные подозрительно на меня косятся, но пока молчат. – О нашей фотографии, о тебе и Блисс, о…
– Так, Джимми. – Листер наваливается на меня всем телом, словно ему трудно стоять на ногах. Он только что не сияет, воплощенный идеал современной красоты. У меня возникает ощущение, будто я здесь не к месту. – Не волнуйся. Если тебя спросят о фото, я сменю тему и расскажу о своей последней интрижке с…
– Ты что, пьян? – шипит Роуэн. От него не укрылось, что язык у Листера слегка заплетается.
Листер хмурится, словно всерьез раздумывает над ответом.
– Не исключено.
– Какого хрена? – Роуэн зол не на шутку. Он оттаскивает меня в сторону – подальше от Листера, – кладет руки на плечи и пристально смотрит в глаза. – Это была дерьмовая неделя, – произносит он особым «отеческим» голосом, который приберегает для случаев, когда я психую из-за всякой ерунды. – И я знаю, что сейчас твоя тревожность вышла из берегов, но ты должен успокоиться. Ничего плохого с тобой не случилось, Джим-Джем. И не случится.
– Все уже плохо, – уныло отзываюсь я.
– Ничего плохого с тобой не случится, – упрямо повторяет Роуэн.
Мне почему-то так не кажется.
– Я не боюсь, – тихо говорит он. – Помнишь?
– Я не боюсь, – послушно шепчу я, но в голове бьется вторая часть цитаты: «Я рожден для этого». И от нее мне хочется сбежать куда подальше.
Я слышу, как на улице шумит дождь.
Хотя погодите, это не дождь.
Это наши фанатки.
И крики означают, что они на седьмом небе от счастья.
Я фокусирую взгляд на точке в паре метров впереди, так что толпа сливается в разноцветное марево. Мы стоим на пороге большого зала; фанатки выстроились в длинную очередь, которая похожа на огромную пульсирующую змею. Я, как обычно, улыбаюсь и машу им. Мельком замечаю, что Роуэн справа и Листер слева заняты тем же самым. Листер спрашивает у зала, как дела, но в ответ раздается лишь пронзительный визг. Листер кричит, что мы очень рады их видеть, что мы будем ждать их за ширмой – для нас отгородили специальное место, – и добавляет, что нам не терпится выйти на сцену и сыграть для них. Но едва мы скрываемся за перегородкой, улыбка сползает с его лица, а Роуэн, убедившись, что никто нас не видит, крепко сжимает мою руку. Увы, поздно: я уже не с ними, я словно парю в невесомости и с отстраненным любопытством наблюдаю откуда-то сверху за тремя несовершенными созданиями, в который раз недоумевая, чем они заслужили столь слепое обожание.
Но вот за ширмой появляется первая девушка. На лице ее сияет улыбка – и мы улыбаемся в ответ. Привет! Как ты, хорошо? Хочешь сделать с нами селфи?
АНГЕЛ РАХИМИ
Они выглядят такими счастливыми.
Куда счастливее, чем на фото.
Джимми улыбается, широко, мечтательно, и оглядывает толпу с толикой недоверия, словно он даже предположить не мог, что так много людей придет с ним встретиться. На нем худи с Донни Дарко. Господи, как же я его люблю.
Роуэн улыбается, не разжимая губ, но глаза его светятся от гордости – он гордится тем, чего достиг вместе с лучшими друзьями.
А Листер, как водится, болтает без умолку. Я надеялась, что на сей раз это будет Джимми, но честное слово, я не возражаю – ведь сегодня Листер выглядит так, будто спустился с небес. Он теплый, сияющий, живой.
Они прекрасны.
Откуда такие прекрасные люди вообще могли взяться в нашем мире?
Рассмотрев каждого по отдельности, я переключаюсь на трио целиком. Этих парней связывают необъяснимые узы. Когда они стоят рядом, кажется, что еще чуть-чуть – и я смогу увидеть эти нити. Роуэн и Листер синхронно машут фанаткам; Роуэн, по обыкновению, пристроился слева от Джимми, Листер – справа. Они оба чуть выше его, зато он – сердце и душа «Ковчега». Роуэн и Листер вращаются вокруг Джимми, словно планеты вокруг маленького солнца. Не знаю почему, но я дико боюсь, что они разделятся. Не могу представить их поодиночке.
