Я рожден(а) для этого - [52]

Я позволяю толпе оттеснить меня к стене. Ищу глазами Джульетту – она такая маленькая, что в давке ее легко могут сбить с ног – и не нахожу: слишком много народу вокруг. Меня снова толкают. Чья-то сумка больно задевает руку. Кто-то топчется по моим кедам.

От визга закладывает уши.

Но это не тот восторженный визг, к которому мы привыкли.

Сейчас в нем звучит страх.

Я знаю, в фандоме есть разные люди – в том числе и те, кто преследует наших мальчиков в отелях и пытается вычислить, где они живут; те, кому наплевать на их комфорт и личное пространство. Люди, в чьем лексиконе нет слова «сочувствие».

Большинство фанатов не такие. Большинство готовы заслонить «Ковчег» от пули – и будут защищать их до последней капли крови, встанут живым щитом, чтобы уберечь от беды.

Но пока среди нас есть больные на всю голову, стоит ли удивляться, что нас ненавидят?

Я медленно двигаюсь вдоль стены, пока не утыкаюсь спиной в ручку какой-то двери. Поворачиваю ее и проскальзываю в комнату, похожую на туалет, которым давно не пользовались.

Я долго шарю по стене в поисках выключателя; наконец свет загорается, и я вижу себя в зеркале. Шарф слегка перекосился, так что я торопливо поправляю его и вытираю смазавшуюся тушь. Теперь и не скажешь, что меня едва не затоптали.

Покидать туалет я не спешу – вместо этого опускаю крышку унитаза и сажусь в ожидании, когда сердце перестанет бешено колотиться.

Надеюсь, охрана скоро наведет порядок, и я смогу выйти отсюда и отправиться на концерт.

Если, конечно, его не отменят – потому что Роуэн может быть серьезно ранен.

Я так и не встретилась с «Ковчегом».

Так и не сказала им все, что собиралась.

Так и не поблагодарила их.

Неужели главным воспоминанием этого дня останется окровавленное лицо Роуэна?

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ

Они обступают меня со всех сторон. Тянутся, трогают за руки. Я не могу пошевелиться. Не могу дышать. Закрываю глаза и для надежности прижимаю к лицу ладони. Не хочу их видеть.

Меня словно швыряет приливными волнами.

Страшно тянет отключиться, но голоса фанаток ввинчиваются прямо в мозг. Одна визжит от восторга, что смогла ко мне прикоснуться. Другая кричит, чтобы меня оставили в покое и прекратили напирать. Кто-то твердит: «Не волнуйся, Джимми, мы тебе поможем, мы вытащим тебя отсюда». Кто-то восхищенно прочитает: «Господи, он такой красивый! Джимми, не переживай, мы тебе поможем. Да хватит толкаться! Вы ему дышать не даете! Какой же он красивый».

Я стараюсь не издавать ни звука, но меня захлестывает страх. Говорил же, что добром это не кончится. Меня тянут в разные стороны, кто-то ухватился за худи – я слышу, как толстовка трещит по швам. Из-под плотно сжатых век катятся слезы. Я ничего не могу с собой поделать, не могу приказать сердцу биться медленнее, ничего не могу, не…

– РОУЭН!

Кто-то зовет Роуэна так громко, что перекрывает шум толпы. Этот крик полон паники и боли, он так отличается от воплей фанаток, что я отрываю руки от лица и наконец открываю глаза.

Сесили Уиллс парит над толпой, словно Посейдон, восставший из глубин. Она то ли забралась к кому-то на плечи, то ли встала на стул и теперь маячит в двух метрах над полом. Секунду спустя я понимаю, что она тянется к Роуэну, который как-то умудрился добраться до двери. А Роуэн окровавленной рукой тянется к ней, но Сесили слишком далеко. Я смотрю на них, и перед глазами встает картина Микеланджело «Сотворение Адама», где Бог прикасается к человеку.

Охрана пробивается сквозь толпу, хватает Роуэна и уводит из зала.

Все это время две невысокие хрупкие девушки как могут защищают меня от толпы. Я уже не различаю слов, но вижу, как они отпихивают людей, которые пытаются ко мне прикоснуться – или просто падают вперед, потому что их толкают те, кто сзади. Вскоре я оказываюсь у стены – под пальцами скользит прохладная гладкость обоев – и начинаю потихоньку двигаться вдоль нее. Понятия не имею, куда я направляюсь, но паника не дает мне стоять на месте.

Наконец я нашариваю дверную ручку, проваливаюсь в какую-то комнату и тут же запираю за собой дверь. Только потом я поворачиваюсь в поисках угла, где можно спрятаться, или раковины, под которую можно забиться, – и натыкаюсь взглядом на девушку.

АНГЕЛ РАХИМИ

У меня чуть сердце не остановилось, когда кто-то вошел, – однако угроза инфаркта стала совсем реальной, когда я поняла, кто именно вошел.

Джимми Кага-Риччи.

Душа «Ковчега», музыкальной группы, на которой моя жизнь держится последние пять лет.

И вот он стоит всего в паре метров от меня.

Стоит и смотрит.

Быть этого не может.

Я, наверное, головой ударилась.

Или умерла.

Нет, я, конечно, грезила о встрече с Джимми, но никогда не представляла, что это случится вот так. Что он явится мне в порванной толстовке и с лицом, блестящим от слез. Я замечаю повязку у него на руке. Странно, он уже приехал с ней или его здесь успели поранить?

Джимми сам на себя не похож. В глазах плещется страх; беззаботной улыбки, которую я знаю по фотографиям и видео, и в помине нет. Он хмурится и дышит прерывисто, как загнанный зверь. А еще весь дрожит.

Но даже сейчас он нереально прекрасен.

Я безумно хочу его обнять.