Я, мой брат Лёха и мотоцикл - [13]

Да, так вот. Едва Лёха садится за книжку, как у него начинается насморк. Тогда мама кладёт перед ним рулон туалетной бумаги, потому что на Лёху никаких платков не напасёшься, и терпеливо ждёт, когда он высморкается. Сморкается Лёха долго и усердно, так же долго и усердно трёт глаза кулаками, чтобы заплакать, и только потом начинает читать.

Лично у меня, когда я гляжу на Лёхино чтение, в голове появляются разные непонятные мысли. Например, что он, Лёха, впервые в жизни видит буквы: всё бе-ме да бе-ме. Или что у него аллергия на чтение, как у меня на лимон: меня сразу же всего начинает передергивать. Но у мамы разные мысли не появляются, поэтому она хочет, чтобы Лёха поскорее научился читать как следует, чтобы стать умным.

Едва осилив одно предложение, Лёха снова начинает хлюпать носом, отрывает новый кусок бумаги, долго сморкается и, похлюпав-похлюпав, переходит к другому предложению. И так до самого конца, пока не прочитает заданный урок. Просто беда нам с ним, с этим Лёхой-картохой.

Ко всему прочему, он всё такой же вредный, и мне из-за него достаётся чаще, чем ему из-за меня. А это, сами понимаете, несправедливо, потому что неправильно.

В этом году, как я уже говорил, Лёха перешёл во второй класс и уже вовсю гоняет наравне со всеми малышами. У него новенький «полтинник» — зверь, а не машина. А у меня «шестьдесятпятка», или просто «шесяпятка», как я её называю, чтобы было короче, — у неё объем цилиндра шестьдесят пять кубиков.

А ещё есть мотики, у которых восемьдесят пять кубиков — «восяпятки», за ними идут мотики ещё больше — объёмом в сто двадцать пять кубиков, то есть сто с четвертью — их я зову «четвертаками».

Пройдёт сколько-то лет — и я сяду сперва на «восяпятку», а потом на «четвертак». Но это случится не скоро.

«Шесяпятка» отличается от «полтинника» не только тем, что у него лишь газ да тормоз и что он «полтинник». Помимо всего прочего у «шесяпятки» имеются ручка сцепления и ножной переключатель скоростей.

После «полтинника», где всё надо делать только руками, ужасно трудно привыкать делать ещё и левой ногой, которой приходится переключать скорости. Поэтому я не сразу освоил новый мотик. Поначалу много раз путался, так что мне даже становилось грустно, когда я выходил на старт, но теперь я привык к своей «шесяпятке» и уже не путаюсь.

Глава 14 Лёха и милиционер

Я люблю ездить на гонки. И Лёха тоже любит. И папа с мамой. Особенно когда далеко. Иногда мы с Лёхой, мамой и папой уезжаем в пятницу вечером, приезжаем на место гонок поздно, разбиваем палатку и спим до утра. А утром тренировка на незнакомой трассе, потом гонки. И не важно, какая погода: дождь, снег или, скажем, что-нибудь ещё. Народу собирается много, все приезжают из разных далёких мест, не ехать же назад просто так, без гонок. Вот и гоняемся то по снегу, то по грязи. Иногда так вываляемся в грязи — и сами и мотики, — что мамы с папами бегают туда-сюда и не могут нас отыскать, потому что все одинаково грязные и похожи друг на друга. А когда найдут, начинают стаскивать с нас одежду и доспехи прямо на улице и поливать из шланга. Не нас, конечно, а одежду и мотики. А нас засунут поскорее в машину, оденут и отпаивают горячим чаем. Только нам после гонки совсем не холодно, а, наоборот, очень даже жарко.

А потом ещё надо ехать домой.

Когда выезжаешь из Москвы, всё машины да машины: кто на дачу едет, кто куда, поэтому пробки, но чем дальше, тем машин меньше и меньше. Зато больше милиционеров, которые заглядывают в машину, в прицеп и смотрят, что мы там везём. А там наши мотики, палатка, спальники, запасная резина и всё прочее, что понадобится.

— Вы жуликов ищите, да? — спрашивает Лёха у сердитого дяди милиционера с автоматом, который ничего не может найти.

— Жуликов, — отвечает сердито дядя милиционер, потому что у нас в машине нет ни одного жулика.

— И бандитов? — не унимается Лёха.

— И бандитов, — ещё сердитее отвечает дядя милиционер, потому что у нас в машине и бандитов тоже нет ни одного.

— А бандиты — они хорошие, — говорит Лёха.

— Это почему же? — удивляется дядя милиционер.

— А потому, что их по телеку показывают, — отвечает Лёха. — И в мультяшках тоже. А жуликов не показывают.

— Жуликов тоже показывают, — сердится дядя милиционер. — Только не всех. Самых главных как раз и не показывают. А всё мелочь пузатую.

— А мы весной видели одного жулика. И даже двоих, — говорит Лёха. — Только не пузатых.

— Не болтай глупости, — говорит мама. — Какие ещё жулики? Где ты их видел?

— А те, которые на бензоколонке влили нам палёный бензин, — сказал Лёха. — Папа ещё страшно ругался. А машина чихала и чихала. Вот.

— Всё может быть, — сказал дядя милиционер и спросил у Лёхи: — А ты кем собираешься стать, когда вырастешь?

Лёха подумал-подумал и говорит:

— Ещё не знаю. Может быть, милиционером. Тогда мне дадут автомат, и я всех жуликов постреляю, чтобы они хороший бензин делали. А может быть, киллером. Только хорошим. Хорошие киллеры ведь тоже бывают. А милиционеры бывают плохими: по телеку показывали в папиной программе. Я тогда милиционеров плохих буду стрелять тоже. Вот.

— А я тебя тогда ловить буду, — сказал дядя милиционер. — Так что ты лучше учись: в школе плохому не научат. Тогда и киллером не станешь.