Я, мой брат Лёха и мотоцикл - [11]

Я не успел спросить у него, сколько это времени — пять секунд, как решётка упала, мотики рванули и понеслись. И мой тоже рванул, но не понёсся, а почему-то заглох.

Тут же папа опять надавил на рычаг со всей силы своей любимой ногой, мотик завёлся, я дал газу и понёсся догонять остальных. Но они неслись так быстро, уехали так далеко, что я долго никого не догонял, а меня уже стали перегонять те, кто ехал первым. Наконец я догнал двоих, потому что они упали.

Я постоял возле них, посмотрел, как они пытаются встать, как бегут к ним папы, как они их поднимают. Больше смотреть было не на что, и я поехал дальше. И увидел своего папу и опять остановился.

— Ты чего встал? — закричал папа.

— Так просто, — сказал я. И спросил: — А ты зачем тут стоишь?

Но папа ничего не ответил и опять закричал:

— Жми давай! — И замахал руками.

И я стал жмить… жмать… то есть давать газу. Вот. И пожмал, и пожмал, въехал на горку, потом с горки, потом… потом увидел какого-то дядю, который что-то кому-то кричал и махал руками, съехал нечаянно с трассы и заехал в сугроб. Сам. И тогда меня догнали те, кого я перегнал. А потом меня догнал папа. И я снова пожмал. Но никого не догнал.

И тут меня догнал какой-то мальчик. И я подумал, что его-то я точно обгоню. И дал газ, обогнал этого мальчика, обрадовался и пожмал, и пожмал. А тут как раз поворот. Я выставил ногу, как меня учил папа, чтобы не упасть, но нога как-то неправильно выставилась — и я упал. А мальчик поехал дальше.

Опять прибежал папа.

— Юра! — закричал папа, чтобы было громко. — На повороте надо сбрасывать газ! Понял?

— Понял! — тоже громко закричал я, чтобы папе было лучше слышно, и попытался вытащить свою ногу из сугроба, куда она нечаянно провалилась. Но нога никак не вытаскивалась.

Тогда папа вытащил меня из сугроба вместе с моей ногой, завёл мотик, и я пожмал дальше. И снова упал. И ещё раз. И всякий раз ко мне бегал мой папа, чтобы я ехал дальше. И он так дышал, так дышал сильно, что мне его стало жалко. Поэтому я приехал самым последним, когда все уже слезли со своих мотиков и пошли отдыхать. А дядя, который стоял на финише, помахал передо мной специальным флажком, чтобы я тоже ехал отдыхать. И я свернул и поехал.

Тут меня встретил папа и сказал, что он вполне доволен, как я откатал, что я молодец.

А мама сказала, что я, конечно, молодец, но еще два-три таких заезда — и папа тоже станет молодец-молодцом, а то на него уже рубашки не налезают.

И мне от этих папы-маминых слов стало так хорошо, так хорошо, что я даже не знаю, как. Тогда я подумал-подумал и решил: хорошее, чем от самого вкусного мороженого. Но только не от бабушкиного торта.

А Лёха меня не похвалил. Даже наоборот: он стал хохотать во всё горло и показывать, как я падал.

— Как лягушка, — хохотал Лёха, имея в виду сказку про лягушку-путешественницу, которая упала в болото, потому что квакала. — Ква-ква-ква! — дразнился Лёха.

Я хотел дать ему подзатыльник, но передумал, потому что он маленький и глупый, а мне и так хорошо. И тогда я залез в нашу машину, уселся там и стал думать о том, как в следующий раз обязательно кого-нибудь обгоню и не забуду сбросить газ на повороте. В следующий после следующего — ещё кого-нибудь. И так буду обгонять и обгонять, пока не останется никого. И приеду самым первым. И мне дадут медаль и подарок. Я ещё подумал, какой бы мне хотелось получить подарок, перебрал всё, что мне когда-то дарили, и вышло, что у меня есть всё. Разве что нет той машинки, которую сломал Лёха. Но я уже на него не сердился. Пусть ломает! Он ведь ещё маленький и глупый. Его даже на соревнование не допускают.

Но тут Лёха открыл дверь и протянул мне шоколадку.

— Это мне дядя Петрович дал за то, что мы с ним упали, — похвастался Лёха. — Одну мне, другую тебе.

И убежал.

Глава 12 Лёха — телезвезда

Пока я сидел и ел дядьпетровичев шоколад, Лёха сел на наш мотик и стал гонять по кругу из автомобильных покрышек. Так, от нечего делать. А мама стояла посерёдке и размахивала руками, потому что ничего нельзя было услышать из-за треска мотоциклов, которые носились по трассе.

И тут к маме подошли какой-то дядя с большой такой штукой на плече — телекамера называется — и какая-то тётя, но без штуки, и стали с ней разговаривать. А я сидел в машине и ничего не слышал, а только смотрел. Потом мне стало интересно, я вылез из машины и побежал к ним, чтобы узнать, о чём они разговаривают.

А они, оказывается, разговаривали о Лёхе.

Их, оказывается, дядя Петрович специально послал к маме, чтобы они сняли Лёху на телик, потому что они, дядя Петрович и Лёха, упали.

И дядя стал снимать Лёху, как он ездит туда-сюда, потому что он самый маленький из всех, кто умеет ездить на мотике на всём белом свете. А тётя, у которой был красный нос от насморка, стала его спрашивать.

— А скажи, Алексей, тебе не страшно? — спросила тётя нашего Лёху простуженным голосом.

— Не-а, — сказал Лёха и покрутил головой.

— Но ведь ты можешь упасть и удариться. Не боишься?

— Не-а, — ответил Лёха и опять так сильно покрутил головой, что большущий шлём на его голове повернулся, и стал виден только один Лёхин глаз.