Я. Истории из моей жизни - [42]

Это была пьеса «Озеро», написанная Дороти Мессингем.

Мое отношение к пьесе было, в сущности, странным. Фактически я не могу припомнить, какое мнение я составила себе об этом драматическом произведении. Мне кажется, что тогда я думала только о том, чтобы помочь Джеду. С большим трудом осмеливаюсь писать это. Я и в самом деле считала, что, если сыграю для него в пьесе, Джед сможет подняться. И думала, что он, вероятно, стесняется своего теперешнего положения, а я, став «важной птицей», способна помочь ему вернуть утраченный статус. Не знаю, как я могла быть такой дурой! Наши взаимоотношения с Джедом были, конечно, странными.

Я впервые увидела его, когда пришла к нему просить работу. Его секретаршей в ту пору была Джимми Шют, с которой я была дружна. Откуда-то Джеду стало известно, что у меня есть машина, и он стал использовать меня как своего рода личного шофера. Он никогда не воспринимал меня как актрису. Как мужчина он пользовался большим успехом у женщин, несмотря на свою довольно мрачную наружность. Лоренс Оливье говорил, что вспоминал Джеда, работая над образом Ричарда III — жуткой личности. Так вот, Джед никогда не давал повода думать, что проявляет ко мне интерес. Насколько я понимала, я всегда была для него только девушкой, у которой есть машина.

Однажды он сказал мне:

— Почему бы тебе не пригласить меня в Фенвик?

— Господи, Джед! Тебе не понравится Фенвик!

— Откуда ты знаешь?

— Я спрошу Маму.

Я спросила Маму, и она сказала: «Что ж, прекрасно».

Теперь, всякий раз оказываясь на Восточном побережье, я на каждый уик-энд отправлялась в Фенвик. Обычно в пятницу. Ладди, мой бывший муж, мой дорогой друг, приезжал в субботу. И на тот уик-энд, в который был свободен Джед, мы поехали с ним в пятницу. Все было очень здорово: гольф, прогулки, плавание, беседы. Ладди отбыл в воскресенье вечером, Джед и я должны были уехать в понедельник.

В воскресенье вечером ко мне в спальню медленно вошла Мама:

— У меня создалось такое впечатление, что Джед не знает, что Ладди твой муж.

— Бывший, — поправила я.

— Вот именно, — спокойно сказала Мама.

Следующим утром Мама и Джед завтракали вдвоем на веранде. Мы все ели тогда, когда нам удобно.

— Как вам показался муж Кэт? — спросила Мама.

— Это вы о ком же? — не понял ее Джед.

— О Ладди.

Возникла довольно длинная пауза, после которой Джед сменил тему.

Примерно час спустя мы уехали в Нью-Йорк. Джед не проронил ни слова до самой Новой Гавани. Потом спросил:

— Почему ты не сказала мне, что ты замужем?

На что я ответила:

— А почему, собственно, я должна говорить об этом. Я же никогда не спрашивала тебя, женат ты или нет. Мне и в голову это не приходило. Какая разница?

Джед долго глядел на меня откуда-то издалека.

— Ясно. — И сменил тему: — Что ты думаешь об «Озере»?

— Вообще-то не знаю. Ты думаешь, я смогу сыграть, как…

— Боже мой, Кэйт! Если б я не считал, что ты можешь… Сколько ты хочешь в неделю?

— Джед, я совсем об этом не думала.

— Тебя устроит пятьсот?

Это было жлобское предложение. Гонорары звезд составляли 1000–2500 долларов в неделю.

— Что ж, куда ни шло… — ответила я.

— Прекрасно. Договорились, — закончил разговор Джед.

Так началась история с «Озером».

Настоящее бедствие. Бланш Бейтс и Фрэнсис Старр — большие звезды. Колин Клайв — звезда. И я — пшик по сравнению с ними. В афишах меня печатали выше их всех. Я заранее попросила Джеда не представлять меня как звезду или — если без этого нельзя обойтись — ставить меня ниже тех, кто старше меня. Я попросила его об этом не потому, что была такой уж добродетельной и благородной. Просто считала, что играю на достойном уровне, и знала, что высоко котируюсь. Поймите меня правильно. Мне было ясно и то, что эти две актрисы пользуются большой любовью у зрителя, и глупое стремление потеснить их не принесло бы мне лишней популярности (кем она себя возомнила?).

Но Джед понимал, что именно я гарантирую ему кассовый сбор и зрительский ажиотаж. И потому мне следует быть первой. Так меня и поставили на афишах. С высоко поднятой головой. Глупо.

Репетиции начались в «Мартин Бек». Сорок пятая улица. К западу от Бродвея. Было здорово. Нас здесь не беспокоили. Мы могли заполнить его зал. Он был далеко от других театров. Не на самом Бродвее, конечно, но мы не расстраивались. Нам было все равно. Мы не нуждались в тех, кто шел на спектакль по соседству, а билета не достал.

Постановщиком был Тони Майнер. Я старалась изо всех сил, используя весь свой темперамент. Проку было не много. Мне было двадцать пять. Обо мне слишком много говорили как о новой Дузе-Бернар.

Пока я понимала, что все эти льстивые разговоры не вполне заслуженны, мне казалось, что во мне что-то есть. Но что именно, этого я точно не знала. И когда это «что-то» проявит себя, о том я тоже могла лишь догадываться. Я имею в виду исполнительскую сторону. И здесь таилась опасность. Я могла заставить их смеяться. Я могла заставить их плакать. Но для этого мне необходима была совершенно другая атмосфера. Во время съемок фильмов с нею все было нормально. На сцене же ее не чувствовалось.

Так вот. Через неделю Джед уволил Тони. Элен Хейс, едва знакомая со мной, прислала мне записку, в которой, в частности, были такие слова: «Не позволяй Джеду командовать собой. Он убьет в тебе веру в свои силы». Но я была молода. И была единственная в своем роде. Мне под силу тягаться со всякими, думала я. И проигнорировала ее совет.