Я детству сказал до свиданья - [16]

Шрифт
Интервал

С чумазого лица путешественника с любопытством глядели живые, неунывающие глаза. Он первый опытным своим ухом различил донесшийся с улицы звук подъехавшей машины и встрепенулся. Это за ним.

Машина увезла его в детприемник — кто знает, для новой жизни или для нового побега? Уходя, мальчишка не сказал «до свиданья» — видимо, глубока презирая подобные церемонии.

Анна Петровна проводила его насмешливым взором и хотела было обратиться к нам, но тут дверь снова отворилась, и вошел крепкий, коренастый парень. Лицо его сияло добродушием и весельем, хотя под глазом застыл зловещий синяк. Я тотчас узнал его: это был Юрка из первой школы. В последний раз мы виделись прошлой зимой. Он хвастался тогда: «Мы будку в парке сожгли. Я лично сжег! Грелись, холодно было. Потом пожарные приехали».

Меня удивило и задело, что Юрка входит сюда, к Анне Петровне, свободно, без страха, словно домой. Уж я-то знаю его историю: ему и семи не было, когда он убежал с дружком, тоже дошкольником, в далекий город Вологду. Там лес, речка, и бабка одна живет. У нее ружье дедушкино сохранилось, намеревались с этим ружьем на охоту ходить. Веселые, завлекательные были мечты, но милиция пресекла побег, вернула домой, к мачехе. На базаре арбузы воровал, менял на мороженое, в сумки к ротозеям залезал. Анна Петровна его на этом застукала, но отпустила под честное слово, не стала задерживать.

Задержал его пионерский патруль: не там улицу переходил. Он с патрулем подрался, галстук кому-то порвал и все-таки очутился в детской комнате милиции. И вот теперь, после всех своих художеств, он тут держится по-хозяйски!

— Откуда синяк, Юра? — осведомилась Анна Петровна.

Юра махнул рукой:

— А-а, с отцом вчера подрался.

«Вот дает!» — подумал я. А ведь парень не злой, добродушием так и лучится весь.

— Вы меня вызывали, Анна Петровна? — спросил Юрка.

— Да, вызывала. Мы получили сообщение, что с большой суммой денег скрылись из дому трое мальчиков. Ты, Юра, должен помочь нам, вместе с Валерием, найти их и вернуть деньги.

Глаза у Юрки загорелись азартом.

— Мы все обшарим, Анна Петровна, и на вокзале, и в аэропорту. Как только они нам попадутся…

— Ладно, валяйте, валяйте, — ласково-насмешливо прервала его Анна Петровна, и Юра повернулся к двери. Тут он заметил меня, сделал крюк и, достав из кармана, повертел передо мной удостоверением дружинника.

— Вот, видал? Как только мне дали удостоверение, сразу же по магазинам прошел, на базар заглянул, увидел старых знакомых и за руку приволок в детскую комнату. Теперь я тут работаю, понятно? Анна Петровна без меня ни туда ни сюда.

Я был так поражен, что не нашелся как-нибудь остроумно ответить на его быстрый шепот.

Между тем Анна Петровна, придав лицу суровое выражение, обратила свой взор на меня, затем на Максуда с Синоптиком. Синоптик тут же сделал вид, что вычитал нечто чрезвычайно интересное, и совсем закрылся газетой.

— Ну, знаменитые Максуд и Булатов, расскажите нам о своих новых подвигах, — этими словами Анна Петровна дала понять, что она помнит и статью о нас с Максудом в молодежной газете и знает откуда-то о нашем летнем преступлении.

Непостижимо! Ведь все у нас прошло без сучка и задоринки, и мы уехали, не оставив никаких следов… Неужели этот хитрый Джуманалиев каким-то образом вычислил меня, а потом сумел и разыскать? Что ж, один — ноль в его пользу.

Мы стояли и молчали. Анна Петровна, похоже, прочитала мои мысли.

— Вы, конечно, думали, что не оставили следов. Но так не бывает никогда, запомните это на будущее. Вот лейтенант Джуманалиев сумел пройти по вашему следу.

Я готов был провалиться сквозь землю — а все из-за того, что рядом была мама. Краем глаза успел заметить, как она побледнела и приложила руку к сердцу.

Тихо стало в комнате, только шептались девочки в углу за диваном.

— Да, уважаемые бабушка и родители, — четким, раздельным голосом произнесла Анна Петровна, — ваши чада в ночь на пятнадцатое июля ограбили газетный киоск и похитили 426 рублей 80 копеек. А ведь это уже статья Уголовного кодекса, по которой придется отвечать.

Зловещая тишина повисла в комнате, только шептались девочки в углу за диваном.

На Синоптика жалко было смотреть. Он стоял, понурив голову и заложив руки за спину, как будто уже готовый к тому, что его сейчас уведет милиция. Да, ему тяжелее всех: отец у него крутой, от него пощады не жди. И ремнем попотчует, и в угол на колени поставит на весь вечер. Моему же отцу на меня наплевать с высокой колокольни, у него своя жизнь. И Максуду бабушка ничего худого сделать не может… Только вот Уголовный кодекс замаячил перед нами.

— Анна Петровна, мы немедленно внесем деньги, только не заводите уголовного дела, — мрачно сказал отец Синоптика. — И сами накажем их.

— Наказать, конечно, следует, — отвечала Анна Петровна, — но не битьем. А мне придется передать дело в комиссию по делам несовершеннолетних.

Все сразу заговорили, и из общего хора чаще всего слышалось:

— Просим, просим, просим…

День уже клонился к закату, когда мы вышли из детской комнаты. Солнце, не видное в небе за деревьями, ослепительно било по глазам из полноводного арыка.


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).