Я — абориген - [9]

Из моей душной темницы под одеялами я слышал, как стоявшие кругом зрители одобрительными замечаниями встречали приближавшуюся к ним цепочку разрисованных людей. Затем женщины натерли ноги каждому мужчине ниткой из человеческих волос, снимая, таким образом, с него запрет общаться с семьей. В знак возвращения к жизни мужчин еще намазали золой.

Двое участников церемонии были загримированы под собак. Один из них завтра произведет надо мной хирургическую операцию, а другой исполнит функции санитара: будет подавать инструменты, то есть бритвенное лезвие и перевязочные материалы, обладающие «высокими» септическими свойствами: грязную болотную воду и белую глину.

Эти двое по очереди вышли из русла крика, лишь только распорядитель церемонии назвал имя собаки каждого. Сделав несколько шагов, они остановились, прислушались, снова пошли и снова замерли, пошли и замерли, двигались то быстрее, то медленнее, почесывали рукой за ушами. В зависимости от темпа движения менялся и темп палок, отбивавших ритм, в то время как хор непрестанно выкрикивал клички их собак.

На людях-собаках были волосяные пояса. Вскоре они поравнялись со мной, и я почувствовал, как пояса трутся о кусок чайного дерева, положенный сверх одеял. Этим несложным символическим действием они давали понять моим свойственницам, что те могут удалиться. С этой минуты церемония посвящения становилась лишь воскресным развлечением мужчин — юнгуваном, в котором женщины не имели права принимать участие.

С меня сняли одеяла, чему я был несказанно рад, но уходить не разрешили. Мужчины вернулись в лагерь, оставив со мной дядю Стэнли Марбунггу и двоих мальчиков, уже прошедших обряд обрезания.

Нервы мои напрягались все больше. Неизвестность пугала, и я, конечно, трусил. Мальчики успокаивали меня, потихоньку рассказывая, что произойдет дальше, хотя это и было запрещено. Вы же знаете, как раскрываются тайны. Они шептали:

— Не бойся.

— Не плачь!

— Старайся быть сильным и смелым.

— Пусть мужчины думают, что ты не страшишься боли. Заставь их гордиться тем, что ты тоже алава.

— Не будь слабым, как женщина.

— Они удалят твою крайнюю плоть.

— …это будет больно…

— …но не так уж, чтобы кричать…

— Это быстро проходит…

— …не то, что у гобабоингу…

— …или у джамбабоингу в Йиркала…

— …которые молотком выбивают передний зуб.

— …должно быть, очень больно…

— …так помни же…

— …будь мужчиной…

После наступления темноты хор вернулся и снова послышалось пение. Когда в лагере раздался свист, меня опять накрыли одеялами. Это был сигнал, что возвращаются разрисованные танцоры и мне по-прежнему нельзя их видеть.

Люди-собаки возглавляли танец мундиву. По команде вся процессия спряталась за кусты, и я снова остался с мальчиками. Хор затянул новую песню, ребятишки тут же стянули одеяла, тотчас же сзади подошел мужчина и руками закрыл мне глаза.

Один из танцоров приблизился и дунул мне прямо в ухо, как бы вернув способность снова слышать все. Затем, проведя руками под мышкой, своим потом потер мне глаза. Это означало, что теперь я мог смотреть на танцора номер один.

Вся эта процедура повторялась столько раз, сколько было танцоров, чтобы я мог глядеть на каждого.

Затем хор пропел мунггун — песню о дороге моих «сновидений». Танцоры вышли теперь группами: по двое, трое, четверо. К их ногам были привязаны ветки кустарника. Это был один из эпизодов тайной церемонии посвящения, которую не должны разглашать инициируемые.

Танцоры засыпали меня наставлениями и заклинаниями на валибуру — языке алава. Эту словесную атаку возглавили дядя Стэнли Марбунггу и мои двоюродные братья:

— Не гоняйся за женщинами!

— Не бросай копий в собак!

— Слушайся старших!

— Если тебе велят пробежать милю — пробеги!

— Не спорь!

— Не возражай!

— Не дерись с товарищами, с сестрами и братьями!

— Избегай двоюродных сестер!

— Не теряй самообладания!

Пока меня таким образом наставляли, хор и танцоры напомнили о биллабонгах и реках, сотворенных Змеей-радугой.

Мы считаем властительницей жизни змею. Ее символ — радуга. Она «прокладывает дорогу», превращая юных девушек в женщин, открывает путь в их чрево, чтобы туда могли проникнуть дети-духи и возродиться от их плоти. Мой народ не понимает, что зачатие — результат половой связи, и приписывает его действию одних только духов. По представлению аборигенов, женщина зачинает примерно так, как дева Мария.

Теперь вспыхнули костры.

Женщины в лагере закрыли лица.

Дети не решались смотреть в мою сторону. Они онемели, инстинктивно понимая, что сейчас здесь происходит нечто важное.

Так мальчик превращался в мужчину племени. Костры означали, что собравшиеся с молчаливым рвением всеми силами содействуют этому.

Священнодействие все продолжалось, не останавливаясь ни на минуту. Оно возобновлялось снова и снова, двигаясь по дороге сновидений вплоть до рассвета.

Как только темный занавес ночи раздвинулся и послышались голоса ранних птиц, пришел конец моим ожиданиям. Теперь у «хирургов» будет достаточно света на «операционном столе».

На ложе из чайного дерева лег лицом вниз, выполняя роль живого матраца, мой свойственник Марди Мунггундинг. Дядя поднял меня и положил на тело Марди, спиной к спине. Вот выступить бы сейчас на сцену анестезиологу да сделать спасительный укол, который принес бы мир моей взволнованной душе!