Я — абориген - [9]
Из моей душной темницы под одеялами я слышал, как стоявшие кругом зрители одобрительными замечаниями встречали приближавшуюся к ним цепочку разрисованных людей. Затем женщины натерли ноги каждому мужчине ниткой из человеческих волос, снимая, таким образом, с него запрет общаться с семьей. В знак возвращения к жизни мужчин еще намазали золой.
Двое участников церемонии были загримированы под собак. Один из них завтра произведет надо мной хирургическую операцию, а другой исполнит функции санитара: будет подавать инструменты, то есть бритвенное лезвие и перевязочные материалы, обладающие «высокими» септическими свойствами: грязную болотную воду и белую глину.
Эти двое по очереди вышли из русла крика, лишь только распорядитель церемонии назвал имя собаки каждого. Сделав несколько шагов, они остановились, прислушались, снова пошли и снова замерли, пошли и замерли, двигались то быстрее, то медленнее, почесывали рукой за ушами. В зависимости от темпа движения менялся и темп палок, отбивавших ритм, в то время как хор непрестанно выкрикивал клички их собак.
На людях-собаках были волосяные пояса. Вскоре они поравнялись со мной, и я почувствовал, как пояса трутся о кусок чайного дерева, положенный сверх одеял. Этим несложным символическим действием они давали понять моим свойственницам, что те могут удалиться. С этой минуты церемония посвящения становилась лишь воскресным развлечением мужчин — юнгуваном, в котором женщины не имели права принимать участие.
С меня сняли одеяла, чему я был несказанно рад, но уходить не разрешили. Мужчины вернулись в лагерь, оставив со мной дядю Стэнли Марбунггу и двоих мальчиков, уже прошедших обряд обрезания.
Нервы мои напрягались все больше. Неизвестность пугала, и я, конечно, трусил. Мальчики успокаивали меня, потихоньку рассказывая, что произойдет дальше, хотя это и было запрещено. Вы же знаете, как раскрываются тайны. Они шептали:
— Не бойся.
— Не плачь!
— Старайся быть сильным и смелым.
— Пусть мужчины думают, что ты не страшишься боли. Заставь их гордиться тем, что ты тоже алава.
— Не будь слабым, как женщина.
— Они удалят твою крайнюю плоть.
— …это будет больно…
— …но не так уж, чтобы кричать…
— Это быстро проходит…
— …не то, что у гобабоингу…
— …или у джамбабоингу в Йиркала…
— …которые молотком выбивают передний зуб.
— …должно быть, очень больно…
— …так помни же…
— …будь мужчиной…
После наступления темноты хор вернулся и снова послышалось пение. Когда в лагере раздался свист, меня опять накрыли одеялами. Это был сигнал, что возвращаются разрисованные танцоры и мне по-прежнему нельзя их видеть.
Люди-собаки возглавляли танец мундиву. По команде вся процессия спряталась за кусты, и я снова остался с мальчиками. Хор затянул новую песню, ребятишки тут же стянули одеяла, тотчас же сзади подошел мужчина и руками закрыл мне глаза.
Один из танцоров приблизился и дунул мне прямо в ухо, как бы вернув способность снова слышать все. Затем, проведя руками под мышкой, своим потом потер мне глаза. Это означало, что теперь я мог смотреть на танцора номер один.
Вся эта процедура повторялась столько раз, сколько было танцоров, чтобы я мог глядеть на каждого.
Затем хор пропел мунггун — песню о дороге моих «сновидений». Танцоры вышли теперь группами: по двое, трое, четверо. К их ногам были привязаны ветки кустарника. Это был один из эпизодов тайной церемонии посвящения, которую не должны разглашать инициируемые.
Танцоры засыпали меня наставлениями и заклинаниями на валибуру — языке алава. Эту словесную атаку возглавили дядя Стэнли Марбунггу и мои двоюродные братья:
— Не гоняйся за женщинами!
— Не бросай копий в собак!
— Слушайся старших!
— Если тебе велят пробежать милю — пробеги!
— Не спорь!
— Не возражай!
— Не дерись с товарищами, с сестрами и братьями!
— Избегай двоюродных сестер!
— Не теряй самообладания!
Пока меня таким образом наставляли, хор и танцоры напомнили о биллабонгах и реках, сотворенных Змеей-радугой.
Мы считаем властительницей жизни змею. Ее символ — радуга. Она «прокладывает дорогу», превращая юных девушек в женщин, открывает путь в их чрево, чтобы туда могли проникнуть дети-духи и возродиться от их плоти. Мой народ не понимает, что зачатие — результат половой связи, и приписывает его действию одних только духов. По представлению аборигенов, женщина зачинает примерно так, как дева Мария.
Теперь вспыхнули костры.
Женщины в лагере закрыли лица.
Дети не решались смотреть в мою сторону. Они онемели, инстинктивно понимая, что сейчас здесь происходит нечто важное.
Так мальчик превращался в мужчину племени. Костры означали, что собравшиеся с молчаливым рвением всеми силами содействуют этому.
Священнодействие все продолжалось, не останавливаясь ни на минуту. Оно возобновлялось снова и снова, двигаясь по дороге сновидений вплоть до рассвета.
Как только темный занавес ночи раздвинулся и послышались голоса ранних птиц, пришел конец моим ожиданиям. Теперь у «хирургов» будет достаточно света на «операционном столе».
На ложе из чайного дерева лег лицом вниз, выполняя роль живого матраца, мой свойственник Марди Мунггундинг. Дядя поднял меня и положил на тело Марди, спиной к спине. Вот выступить бы сейчас на сцену анестезиологу да сделать спасительный укол, который принес бы мир моей взволнованной душе!
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.