Взятие Смоленска и битва под Оршей 1514 г. - [5]
Весьма интересна и показательна запись переговоров в Вендене в феврале 1513 г. между представителями Литвы и Ливонии из-за начавшегося вторжения русских. В заявлении литовской стороны содержится фактически сводка положения дел в начавшейся войне. По словам представителей, московский князь «несколько недель тому назад послал двух братьев, князей Георгия и Андрея, со своими предводителями, с большими артиллерийскими орудиями и другими осадными машинами под его королевского величества замок, вышеупомянутый Смоленск, чтобы захватить его и владеть им. Другие предводители (с войсками) направлены в города Полоцк, Витебск, Мстиславль, Оршу и многие другие замки и творят в тех областях огнем и мечом великое насилие…»[35]. Во имя христианской веры, говорили польсколитовские делегаты, все совместно должны выступить против схизматиков и тем самым предотвратить возможный захват неприятелем указанных городов. В ответе ливонская сторона согласилась с тем, что «московиты» действуют вероломно, однако в вопросах военной помощи против них была, как и следовало ожидать, весьма уклончива. Правда, ливонская сторона пообещала, что комтуры всех пограничных крепостей сосредоточат имеющиеся силы на границе с русскими для демонстрации силы[36].
Под Смоленском русские стояли «6 недель», после чего Василий Иванович решил попытать судьбы приступом. Для ночного штурма сформировали команду из пехотинцев-пищальников во главе с сотником Хорузой. В псковских летописях этот момент описан следующим образом: «и князь великий дал Хорузе сотнику, псковским пищальником с товарищи, 3 бочки пива да 3 бочки меду». Указание на количество хмельных напитков очень важно для вычисления того, сколько человек могло принимать участие в атаке городских стен. Большая бочка вмещала тогда до 40 ведер (492 л). Следовательно, воинам было выдано по 120 ведер того и другого напитка. Если принимать во внимание, что каждый мог выпить в среднем по литру пива и по литру меда, то ориентировочные расчеты показывают: на штурм пошло максимум до 1500 пищальников, очевидно, все 1000 псковских и 500 «с городов». Но в тексте определенно говорится, что напились «допьяна», следовательно, если допустить другую пропорцию хмельных напитков (3 л на человека), то реальное число штурмующих может быть снижено всего до 1000 человек.
Рассказы участников того неудачного штурма записаны в Псковской летописи: «И напившися полезоша на приступ ко граду, и иных городов пищальники, а посоха примет понесли, а полезоша в полнощ да и день той маялися из-за Днепра реки со всех сторон, и ис туров пушками биша. И много побиша пскович, зане же они пьяни полезоша, всяких людей побиша много»[37]. Большие потери штурмующих пищальников в посланиях королевской канцелярии были раздуты поистине до гомерических размеров. «Как нам писали, — позже сообщал Сигизмунд архиепископу Яну Ласкому, — под Смоленском легло более двух тысяч московитов»[38], а «вся их сила разбилась о стойкость крепости», несмотря на то, что штурм «был ночью, когда люди обычно ищут место для отдыха». В другом письме от 14 марта тому же адресату король сообщал: «Нам пишут, что упомянутый Московит потерял более 11 тысяч жизней в этой войне»[39].
Завышенные данные об огромных потерях противника были приведены с одной целью — рассказать о трудностях в войне и значимости победы. Главной темой в переписке с архиепископом Гнезнинским Яном Ласким стало обсуждение ни много ни мало священного похода против схизматиков. Из Познани король писал: «Радные паны Великого княжества Литовского просят, чтобы при Вашем содействии мы могли вымолить у Папы разрешение на крестовый поход против московитов, в который могут пойти большинство воинов из Дании, Швеции, Шотландии, Норвегии, Ливонии»[40]. Скорее всего, Сигизмунд отдавал себе отчет о нереальности выполнения такой просьбы: Ватикан более интересовала коалиция против османов, нежели против каких-то московитов, живущих на окраине католического мира. Но для польского короля и великого князя Литовского было важно заявить о возможности такого мероприятия в будущем, обозначив растущую угрозу со стороны России.
В первых днях марта, перед началом весенней распутицы, государь Василий Иванович снял осаду и отступил. Вместе с ним из-под Орши, Полоцка и Витебска отошли отряды, действовавшие на вспомогательных направлениях. Великий князь Литовский в письме венгерскому королю Владиславу объяснял причины отступления «московитов» следующим образом: «суровой зимой войско подданных нашего великого княжества с полевыми гетманами (cum campi ductore) направили мы против врага, который тут же в страхе отступил в свою землю, только узнав о движении наших сил»[41]. Никакого «грозного войска», шедшего на помощь Смоленску, естественно, не было. Наемников, как следует из документов, собрать не удалось, ополчение (посполитое рушение) из-за постоянного «непослушенства» шляхты вряд ли могло собраться до масштабов «грозного войска».
Королю было впору учесть ошибки, связанные с медленным сбором денежных средств и созывом посполитого рушения. Смоленск устоял только благодаря своим укреплениям и гарнизону. Однако в деле обеспечения безопасности границ практически ничего не было сделано. Очевидно, в Вильно полагали, что Смоленск все равно отобьется от «московитов», так как последние не обладали практикой ведения долговременных осад. Единственное достижение, которое было сделано на дипломатическом фронте, — это договоренность с Крымом о нападении на южные рубежи России, чтобы отвлечь ее главные силы.
