Взлет против ветра - [44]

— Не знаю, — вздохнул Аркадий. — Ты чего-то сегодня с утра высокопарно выражаешься.

Андрей сделал стойку и стал привычными движениями молотить воздух.

— Высокопарно! — вскричал он. — Да какая же тут, к черту, высокопарность! Я лишь констатирую, какими героями были наши отцы. Разве нам дотянуться до них в нынешней размеренной аэродромной жизни?

— Давай поторопимся, — напомнил Аркадий.

Староконь медленно, заложив руки за спину, прохаживался по асфальтированной дорожке от балкона до решетчатой калитки и назад. На появившихся лейтенантов посмотрел критически, но тотчас же улыбнулся:

— Добре, хлопчики! Орлятами смотрите. Какие, право, молодые да свеженькие. Эх, где мои двадцать пять!

— Не прибедняйтесь, дядя Тарас, — повел бровями Аркадий, — вы сейчас еще иному двадцатипятилетнему фору дадите по всем статьям.

Староконь закряхтел и не ответил на шутку.

У пестрого шлагбаума, преграждающего путь в гарнизон, позевывая, топтался высокий черноволосый лейтенант с косо подбритыми височками и чуть горбатым носом. Небольшие усики над верхней тонкой губой оживляли его лицо с яркими черными глазами, У ног стоял клетчатый чемодан. К удивлению адъютанта, Аркадий и Беломестнов бросились к нему, как к родному.

— Серго, дружище, ты каким самолетом? Вечерним?

— Вечерним, — подтвердил лейтенант.

— А в гарнизон когда добрался?

— Уже после одиннадцати вечера.

Спохватившись, Аркадий сказал Староконю:

— Тарас Игнатьевич, это тоже наш. Третий по счету курсант-выпускник, назначенный к нам.

— Лейтенант Маджари, — представился офицер.

Староконь пожал ему руку.

— Жалко, что на наш торжественный ужин не попали.

— Он у нас застенчивый, товарищ майор, — съязвил Беломестнов. — Постеснялся в такое позднее время.

— Ну что же, — пропустив его слова мимо ушей, сказал адъютант. — Вы тут побалакайте, а я зараз пойду пропуска вам оформлю. — И Староконь скрылся за дверью проходной.

— Кто это? — поинтересовался Серго, пожимая своим однокашникам руки.

— Адъютант командующего, — ответил Андрей. — Приехал бы вчера пораньше, мы тебя за торжественным ужином и самому бы командующему представили.

— Скажи какая жалость, — вздохнул Серго, — значит, мой стакан цинандали остался нетронутым? Вот так мне и везет как утопленнику. Однако мой дедушка Шалико всегда полагал примерно так: не надо говорить о том, что прошло. Надо говорить о том, что будет.

Аркадий примирительно взял его за локоть.

— Ну ладно, ладно, Серго. Твой дедушка — великий мудрец. Но, если признаться по совести, нам было неловко, что ты остался в одиночестве. Как провел вчерашний день?

— Ты хочешь сказать — ночь, — поправил Серго. — Чудесно выспался в комендантской гостинице.

Из проходной с белыми листками в руке вышел Староконь, строго сказал:

— Вот пропуска. Разбирайте их, хлопчики, и в кабинет генерала.

КЛЕПИКОВ СЛУШАЕТ

Уже немолодой, заметно располневший подполковник в расстегнутой желтой курточке-безрукавке потянулся пухлой в веснушках рукой к телефонной трубке и рассеянно ответил звонившему:

— Клепиков слушает. — Он был очень занят. На огромной поверхности письменного стола навалом лежали летные книжки, графики учета боевой подготовки, плановая таблица полетов на завтра, которую он ожесточенно обсуждал с придвинувшимися к столу начальником штаба полка, лысоватым коренастым подполковником, замполитом Болотовым, спокойным белокурым майором.

— Командир, — говорил Болотов негромко и увещевающе, — лейтенанту Петушкову не надо планировать высотный полет. Рановато еще. Он нам на инспекции всю обедню испортит.

— А я запланирую, — резко возражал Клепиков, одновременно прислушиваясь к потрескиваниям в телефонной трубке. — Это как раз тот случай, когда надобно рисковать. Довольно быть няньками. Смелость города берет!

— Это в тех случаях, когда она опирается на здравый смысл, Иван Михалыч, — тихим голосом заметил Болотов.

На полном, упитанном лице Клепикова с правильным носом и мягким подбородком выделялись очень живые, подвижные голубые глаза. Сейчас они так и брызнули смехом.

— Вот как! — воскликнул Клепиков. — Стало быть, мой замполит полагает, что у командира полка отсутствует в поступках здравый смысл?

— Да нет, Иван Михалыч, — спокойно отмахнулся Болотов. — Я имел в виду не вас, а лейтенанта Петушкова. Не вы же, а он будет летать.

— Да, да! — крикнул в эту минуту командир полка в телефон. — Клепиков слушает. Слушаю вас, товарищ командующий. — Он молчал в течение двух-трех минут, и замполит с начальником штаба по сбежавшему с его лица выражению веселости поняли, что речь идет о чем-то серьезном.

— Хорошо, товарищ командующий, — сказал наконец Клепиков, — Все будет исполнено. Когда, говорите, выехали? Встретим как подобает, товарищ командующий. Без фейерверка и в рамках устава. И плюс максимум внимательности, товарищ командующий. До свидания, товарищ командующий. — Он положил белую трубку на рычаг и озабоченно покачал головой, как человек, на которого неожиданно свалилась огромная тяжесть.

— Что случилось, Иван Михалыч? — обеспокоенно спросил начальник штаба.

Голубые глаза Клепикова подернулись холодной, насмешливой дымкой.

— Случилось, начальник штаба, — ответил он плачущим голосом. — И за что только мне, грешному, такой подарок? У нас сколько в полку этих желторотиков, летчиков третьего класса, осталось?