Взамен обелисков – кресты - [13]

От глазищ, от стальных,

Словно яблоки, с белым отливом,

Прошмыгнуть кое-как

И в углу, замерев, затаиться.

«Быть живой. Быть бы всем

Моим родненьким, милым», —

Голосок её тих:

Помолилась.

Авось пригодится.

Как просила она за своих,

Чтобы не умирали.

Даже злобных людей

Простила совсем беспричинно,

Хоть бивали её,

Да щадили —

Не забивали:

Расхотелось и им убивать,

Очевидно.

…Катя-дурочка улочкой

Шагом брела семенящим,

Торопилась всегда она

И поспешала,

В своём ветхом платке —

Вызывающе

Ярком,

Горящем,

Привлекающем,

Даже опасном —

Знаменно-красном.

Голубей и воробышков

Семечками кормила.

«Гули-гули», – всех птиц

Подзывала – такая забава.

Не кастила[5] судьбу.

Лишь войну и фашистов корила.

«Будет, Боженька даст, и на вас,

Окаянных, управа!»

И сверкала притом

Голубыми, как небо, глазами.

Лишь она могла вслух

О желании этом признаться:

«А свобода придёт.

Будет та перемога

За нами.

Надо нам потерпеть,

Нужно нам ту

Победу дождаться!»

К Богородице снова

Потянет её с обращеньем —

И спасенье наступит,

Как раньше обычно бывало.

…Может, это и есть

Кати-дурочки предназначенье?

Но молитвы одной

Для полнейшего счастия мало.

Как запомнила Катя

Высокие – в сёлах – пожары!

И карателей всех.

А у них разговор —

Изуверский.

Тяжкой меркою мук

Измерялись всеобщие свары.

И – измерилось вдруг

Её горем, таким полудетским,

Что извериться можно

От макушки до пяток, пожалуй.

Ни на что не велась.

Никому ничего не такала[6].

Лишь слезу утирала

Холстиной цветной занавески.

Только эту боязнь

Ни своим, ни чужим не казала.

Тот испуг для неё —

Как чего-то

Съестного довески.

Катя-дурочка

Так применяла природную одурь —

Не орала она

И главою о землю не билась…

Просто писано ей:

Быть

Расчётливо-тихою сроду.

Эта сверху дана

Абсолютно

Господняя милость.

…Доживает одна

В боковой, в конце улицы, хатке,

Где шершавый кирпич,

Почернев, уже начал крошиться.

Но при счастье она.

И с мозгами как будто в порядке.

Улыбается чаще.

Не злобствует. И – не ярится.

То протянет к весеннему солнцу

В мозолях ладони,

То подставит лицо,

Чтобы чуточку подзагорело.

Как и раньше, не помнила зла

И не помнит,

Не умеет сердиться,

А в общем-то, и не умела.

Боли гнутой спины,

Не в угоду кому-то

Согнутой,

Ощущает теперь

В непогоду,

Что часто бывает.

Как ходила она

По дорогам

С душою разутой,

Забывает подчас.

Всё забывает!

…Иногда по утрам

Умывальником звякать

Начинает та Катя,

Постаревшая

Шибко с летами,

И просить

За людей,

И смеяться,

И плакать.

И стоять, точно храм,

Над слегка

Поумневшими нами.

Боль

Эта боль

Запоздалой была,

Но пришла она

Вдруг издалече,

Будто коршун

Два чёрных крыла

Положил мне

Внезапно на плечи.

И проснулся я

За полночь вдруг,

Ощущая из прошлого века

Этот близкий

Смертельный испуг

Незнакомого мне человека.

Но земля отдавала тепло —

И не раз так случалось, не дважды.

Мне, конечно, сильней повезло,

Чем тому, кто здесь умер однажды.

И отчётливей с той стороны,

От опушки корявого леса,

Простирался он, воздух войны, —

Запах крови со ржавью железа.

Вдовы

Вдовы доживают за мужей.

Вдовья одинока эта старость.

Сколько им тянуть ещё осталось?

Вдовы в доме вместо сторожей.

Им бы хлеба белого кусок,

Им бы к чаю сахарку немножко…

И у их гудящих болью ног

Крутится, опять ласкаясь, кошка.

Снова заиграется щенок —

Беспокойство чисто и утеха.

…У какой-то бабушки сынок

Рядом жил. Да далеко уехал.

И о нём печалится она.

Говорит, что писем не дождаться.

А по дому ходит тишина —

Слишком часто.

Часто. Часто. Часто!

Вдовы доживают вдовий срок.

Медленно живут, неторопливо.

Им уже ни горько, ни плаксиво.

Жизнь для них, как пройденный урок.

Во дворе синицы им поют,

По утрам воробышки щебечут.

Вот тебе, старушечка, уют!

С плеч гора! И без лекарства легче.

И чего напрасно унывать —

Ни добра особого, ни денег…

Крутояры лестничных ступенек

Тяжело им преодолевать.

Пережили вдовы стариков

И свою дотягивают старость.

Накопилась всё-таки усталость…

Но боятся только сквозняков.

Им как будто снова в гору лезть.

Жалуются: в сердце непорядок.

…И у них, кажись, в запасе есть,

Может, год. А может, и десяток.

Ярославны

Ярославна рано плачет

в Путивле на забрале, приговаривая:

«О ветер, ветрило!

Зачем. Господин, веешь ты навстречу?

Зачем мчишь хиновские стрелочки

на своих лёгких крыльицах

на воинов моего милого?..

«Слово о полку Игореве»

(Перевод Д.С. ЛИХАЧЁВА)

Ярославны

Провожали в бой,

Обнимали воинов

Тревожно

И просили Бога,

Если можно,

Возвращенья

Суженых домой.

В вышину прощальный

Слали взгляд.

Как дыханьем,

Ожиданьем жили.

Всё ещё

Неистово любили

Много зим

И сотни лет подряд.

Как заклятье,

Это вновь и вновь:

Никогда оно не прерывалось,

И кружила соколом любовь,

И голубкой белой

В небо мчалась.

Пусть другие

Были имена

Тех, кто

Там неистово молился.

День прошёл.

И год тревожный длился.

И опять сменялись времена.

Женщины не с крепостной стены

Всматривались в сумрачные дали.

Ярославны терпеливо ждали

Милых и родных с большой войны.

Эти просьбы до сих пор слышны

На закате солнца, на рассвете;

Их ещё у нас разносит ветер

С горемычной русской стороны.

Начало Родины

Поклоны можно бить бессчётно раз,

Молитву тоже выучить несложно,

С иконой лобызаться напоказ…

Но к Богу подлизаться невозможно.

Алексей ПЕЙПОНИН

Год Литературы (2015) в одном из муниципальных образований отрылся песней «С чего начинается Родина». Но, оказалось, во всех последующих за первым куплетах переделаны слова.